Книга Дети грозы. Книга 3. Зови меня Смерть, страница 16 – Мика Ртуть

Темнота рассеялась до сумерек. Прямо перед полными слез глазами появились шесть зеленых крылышек на мохнатом тельце — насекомое в руке Стрижа трепетало, словно живое.

— Светлая! Откуда тут степная оса? — притворно удивился белобрысый. — Волчок!

— Эй, с дороги, отребье! — рявкнул жирный бас.

— Простите, моего друга укусила оса, — оправдывался белобрысый. — Вот она, живая степная оса!

Любопытствующие, увидев «живую» осу, разбежались: никому неохота после укуса валяться куском мяса. Остались только двое бездельников, жующих краденые финики. Оба выглядели так, словно ошивались на базаре с самого утра, а не обежали половину Суарда вслед за младшими подмастерьями.

— Ну же, вставай! — Стриж потряс Волчка и обернулся к бездельникам. — Что уставились? Помогите, что ли.

— Да врешь ты! Живую осу ни один дурень в руки не возьмет, — громко, на публику протянул Угорь. — Покажь!

— Дай сюда! — встрял Шорох. — Сдохла, жаль.

Насекомое перекочевало в карман Шороха, лишая торговцев последних проблесков любопытства.

— В «Кружку», — предложил белобрысый. — После укуса осы нужно молоко.

«Все равно убью, — подумал Волчок. — Подлиза проклятый».

Болтая о всякой ерунде, втроем подмастерья доволокли Волчка до рыночной таверны, чуть не успев до дождя. Весенний ливень обрушился на них в паре шагов от дверей. Волчка усадили за столик в дальнем углу, прислонили к стене. Стриж сбегал на кухню, принес кувшин молока.

— Ты слышал, чтоб я мычал? — Угорь презрительно поднял бровь.

— Не нравится — не пей, — ответил Стриж, наливая полную кружку.

Шорох, ни слова не говоря, подставил свою. Как всегда! Что бы ни вытворил один, второй сделает вид, что так и надо. Как будто и вправду братья. Только какие уж братья, если у Диего бие Морелле только один родной сын, Орис по прозванию Шорох, а прочие шесть — приемные, сироты. Ах, вот благость-то! Соседи плачут от умиления, какой чадолюбивый этот Морелле! Чтит заветы Светлой, сыновья все почтительные и благовоспитанные, никогда не забудут поклониться, особенно беленький мальчик, ну такой славный.

Знали бы они, кем умиляются! Прилип к сыну Мастера, зовет братом и стелется под него, как шлюха. Жаба бледная. За каким шисом Мастер его взял, его же в любой толпе видно — на весь Суард северян по пальцам перечесть.

Внутренности болезненно сжались и булькнули. Проиграть бледной жабе, проклятье!

Стриж тем временем поднес кружку с молоком к его рту. Волчок с трудом глотнул, по подбородку потекло. Больше всего ему хотелось выплеснуть молоко в бесстыжие буркалы, этой же кружкой разбить бесцветную физиономию, а осколком перерезать глотку. Заботливый, шис его дери. Улыбается. Прям монах милосердный, а не убийца.

Волчок глотал молоко, глядя в синие глаза прилипалы и твердя про себя умну отрешения. Будем улыбаться (мы же братья!), пока не придет время испытаний или не подвернется другой случай придавить гаденыша.

В таверну тем временем набивался мокрый, жаждущий пива и жареных колбасок народ. Подавальщица сбивалась с ног, таская к столикам выпивку и снедь.

Едва Волчок успел выпить полкружки, дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Отряхиваясь, как мокрый пес, в таверну ввалился верзила в серо-красном мундире муниципальной стражи.

— Стоять! — распорядился он с порога.

Подавальщица от неожиданности замерла, чуть не уронив подносы.

— Пива, бегом марш! Жаркого, окорока, пирога! — потребовал сержант и со скрежетом отодвинул стул от стола, где уже расположилось полдюжины его подчиненных. — Разленились, шисово семя!

«Надо убираться, пока не началась драка», — подумал Волчок, с трудом сводя раздвоенное пятно в одного сержанта.

Паралич отступал, оставляя после себя дрожь и тошноту, мысли скакали блохами. До Волчка долетали обрывки разговоров. Не в силах сосредоточиться на чем-то одном, он то проваливался в воспоминания и сны, то всплывал и снова слышал:

— Всем на стр-роевую! Будем встречать наследника во всем, кар-рамба, блеске! — наливаясь пивом, рычал сержант.

— Да говорю же, поднимут налог на пеньку, — слышались споры торговцев.

— …железную дорогу! Его величество знает, что делает.

— …не могла младшая принцесса его воскресить, она ж темная, вот те окружье!

— А я говорю, чудо было, чудо! Кузина моего шурина своими ушами слышала, как дворецкий графа…

Разговоры в таверне, как весь последний месяц, вертелись вокруг грядущего приезда в столицу младших детей короля. Все неприятности, от подскочивших цен на зерно до пожара в порту, валили на принцессу-колдунью.

«Негоже ткачу верить слухам! — вспомнились слова Мастера. — Ваше дело самим пускать слухи, а не дрожать и перешептываться, как бабки на базаре».

Образ Мастера подействовал лучше всякого молока. В голове начало проясняться, а перед глазами перестало двоиться. Правда, тошнота не проходила. Из-под прикрытых век Волчок вглядывался в Стрижа: что-то с ним было не так. Слишком спокоен? Нет, он всегда как снулая рыба. Любой на его месте бы радовался и рассказывал, как ему удалось обойти соперника, а этот молчит, пакость замышляет. Вон, побледнел, аж позеленел. Жаба и есть.

Волчок поморщился. Мысли снова расползались. Сотни жал по всему телу твердили: опасность, убей! Но случай был упущен.

— Пора. — Угорь кивнул в сторону пьяного сержанта, выискивающего, с кем подраться. — Давай поднимайся.

Шорох со Стрижом тоже смотрели на него, готовые снова подхватить и нести, как бурдюк с требухой. От холодно-деловитого взгляда белобрысого Волчку было мерзко. Неуютно. Оказаться бы подальше отсюда! А еще лучше — свернуть ему шею.

На всякий случай Волчок отвел глаза. Хоть Мастер и выучил подмастерьев не показывать истинных чувств, рисковать не хотелось.

Путь через кухню и черный ход дался тяжело. Ноги не слушались, каждый шаг отдавался горячим, чавкающим ударом в висках. На свежем воздухе Волчку полегчало. Но стоило представить, что придется идти через весь Старый город, как накатила тошнота, а внутренности попытались выплеснуться наружу.

— Мы, пожалуй, не будем торопиться, — неожиданно пришел на выручку Угорь.

Рука старшего подмастерья жестко держала за плечо, не позволяя возразить. Возражать и не хотелось. Волчок с удовольствием остался бы в переулке позади таверны до завтра — все лучше, чем ловить крыс в лабиринте канализации.

Шорох с прилипалой без единого слова развернулись и пошли прочь. Выждав, пока неразлучная парочка скроется из виду, Угорь подмигнул Волчку:

— Пошли. Я знаю, что тебе поможет.

Гадать, что нужно старшему подмастерью, Волчок не стал. Сам скажет.

Десять лет назад, когда Мастер только привел Угря, Волчок сразу понял: этот заносчивый шерский щенок подерется с сыном Мастера. Так и получилось. Поначалу Угорь говорил по-благородному и смотрел на остальных подмастерьев, как на поганых крыс, снисходя лишь до Шороха. Но сын Мастера не принял предложенного союза. Угорь быстро научился вести себя по-простому, перестал замечать Шороха в упор, поставил себе целью во всем его превзойти — и этой цели добился. Почти. Уложить Шороха в рукопашной ему удавалось два раза из пяти, на шпагах — три из четырех, а в бою без правил они были равны.