Онлайн книга «Чертова дюжина. 13 страшных историй»
Ивин больше не вырывается из объятий – подо льдом лучше не пороть горячку. Пока щупальца не захлестнули его руки, он тянется к ножу, одновременно пытаясь рассмотреть спрута. Обзор заслоняет рыхлая муть. Шуга. Поднятый с глубин донный лед. Он вывинчивает нож – один поворот, второй, третий… – Серега, что у тебя? …четвертый поворот, пятый… Нож высвобождается из футляра – и Ивин бьет осьминога. Но монстра нет. Вокруг – лишь приставучая шуга. Ивин разгоняет ее рукой с ножом. Страховочный фал, внутри которого пропущен телефонный провод, обвил ноги – Ивин запутался в тросе. Но это не все. Сигнальный конец натянут струной: зацепился. – Серега? – волнуется Коган. – Погоди. Тут заклинило. – Что случилось? Ивин плывет по заклинившему фалу. Фал провисает. Ивин видит причину. – Ну как? – спрашивает Коган. – Зажало. По фалу не вернусь. – Спокойно, спокойно. Серега, у тебя воздуха на десять минут. Сейчас спустим мигалку. Увидишь ее – отрезайся и выходи в запасную лунку. – Понял. Ивин смотрит на нож, но не спешит. Теперь у него есть запас троса для погружения. Где-то наверху парни – Шахнюк и Мартынцев, гидробиолог из института океанологии, – бегут к запасной лунке, чтобы утопить в ней фонарь. Коган остается в палатке, в ухе Ивина. – Видишь мигалку? – спрашивает Коган. – Пока нет. Ивин не поддается панике. Нужна ясная голова. Смотрит сквозь запотевшую маску на подошву льдины. Она давит, не хочет выпускать. Успокойся. – Теперь видишь? – Нет. Если замереть, то время остановится. Если замереть – не нужен будет воздух. Лед забудет о нем. Ивин прогоняет опасные дикие мысли. – Выступ мешает. Опустись глубже. Ивин уходит на глубину, поглядывая вверх, на изнанку льда. Высматривает мигающий свет – на глубине его не будут заслонять торосы. Он должен найти мигалку. – Отошел? Видишь? – Не вижу. – Серега… опустись ниже. Ивин смотрит на глубиномер. Циферблат фосфоресцирует, как крошечная медуза. Выступ заканчивается, Ивин погружается – и вдруг видит пятнышко света: оно подмаргивает. – Есть! Вижу мигалку! Ивин примеряется ножом к страховке. – Режу фал! – Пошел! – кричит в наушниках Коган. – Достаю! Кажется, Коган думает, что вытягивает его. Но сигнальный конец, как и прежде, зажат безжалостным льдом. Ивин не чувствует натяжения – никто не тащит его к лунке, свету, лицам друзей. – Еще немного, Серега. Давай. Видим тебя… Ивин перерезает фал – наушники замолкают. Нет времени слушать. О чем говорил Коган? Наверное, Шахнюк или Мартынцев увидел сквозь шугу свет опущенной в лунку мигалки или что-то еще – и подумал, что это всплывает Ивин… Нет времени, совсем нет времени. Скоро закончится кислород. Ивин огибает торос и всплывает к мигалке. Шахнюк и Мартынцев ждут его наверху. Он видит их сквозь толщу льда в своем воображении. Гидролог и гидробиолог сидят над запасной лункой: вода отливает свинцом – в ней кружат осколки ледяного сала. Ивин присматривается к напряженному лицу Шахнюка. Сосульки в окладистой бороде. Цепкие голубые глаза, в которых и экспедиции на ледоколах, и установка на океанском льду дрейфующих радиометеорологических станций, и подводное плавание. Рукодельный парень: если что, соберет снаряжение из подручных материалов – маску, трубку с шариком для пинг-понга вместо клапана… У Ивина сдавливает в груди. Пальцы разжимаются, и нож медленно падает вниз. Ивин смотрит на подмигивающий свет. Это не мигалка. А лампочка, которую сорвало и унесло течением с полигона. Это обман, галлюцинация. Потому что лампочка не должна мигать… не должна даже светить – кабель оборван и тянется за ней мертвым хвостиком. Мираж гаснет и исчезает в рыхлом облачке. Шуга уносит его прочь. Ивин находит рукой огрызок фала. Минуту назад он перерезал единственную связь с теми, кто наверху. Но его нить Ариадны оборвана. Надо найти мигалку. Снова погрузиться и посмотреть? Или возвратиться к торосу, где застрял сигнальный конец? Хватит ли у него воздуха? Ивин парит под ледяной броней. Над океанской бездной. Надо искать выход… надо… Перед глазами колеблются волнистые стены. Застывшие подтеки. Валы, пещеры и гроты. Ивин проверяет кислородный прибор. Он снова чувствует страх, концентрированный, спрессованный в белую вспышку, похожий на страх перед первым спуском. Решает искать запасную лунку. Слышит, что идет торошение – если сожмет льдину, то лунка схлопнется. Он разворачивается и плывет от выступа. Шуга неприятно преобразила подводные хребты и впадины. В пятнах желтого света от фонаря нижняя поверхность айсберга перестает быть удивительно-привычной. Этот мир теперь существует в новых формах, играет ими, меняется. Ивин плывет под бирюзовой долиной. По льду скользят переливы красок, но не смешиваются, не складываются в единый узор. Луч фонаря шарит во мраке, выхватывает… дерево. Ивин очень скучал по деревьям, по запаху леса, густому и живому. Но вмерзшее в айсберг дерево – мертво, одиноко. Оно переливается и ветвится в глубину. Пятиметровый коралл, слепленный холодом и течениями из тонких кристаллов. Хрупкое чудо. Удивительный мираж. В любое другое время – только не сейчас. Ивин оплывает дерево, не желая разрушить его случайным прикосновением – мираж тут же рассыплется, сгинет, – но через несколько метров оборачивается, чтобы взглянуть еще раз. Ему кажется, что он услышал коралловый звон. На дереве, выросшем посреди долины, висят мертвые люди. Дерево острое и твердое, как алмаз. Кристаллические ветви проткнули тела полярников насквозь, раскроили куртки и брюки. Начальник станции висит на самой вершине, лицом в бездну, нож-ветка торчит из его шеи под кадыком; начальник звал подводников «нырками». Ивин узнает радиофизика, узнает радиста, узнает магнитолога… Волосы мертвецов развеваются, точно водоросли. Пустые глазницы смотрят на Ивина. Тот отворачивается и плывет дальше. Этого просто нет. Этого просто нет. – Поднимайся, – слышит в наушниках. Этого тоже нет. Он перерезал фал. Он один. Но как же хочется верить… – Рома, – онемевшими губами произносит Ивин, – ты? |