Книга Неприятности – мое ремесло, страница 160 – Рэймонд Чандлер

Между тем он вздернул меня своими громадными ручищами, прижимая мои локти к туловищу и не давая пошевелиться. Чувство было такое, что я попал в объятия парового крана. Потом он резко опустил меня и, схватив за запястья, начал их крутить. В спину уперлось твердое, как фундаментный камень, колено. Я попытался крикнуть, но воздух застрял в глотке и дальше не пошел.

Индеец швырнул меня вбок и, падая вслед за мной, обхватил мои ноги своими. Я больно ударился о пол, придавленный его тушей.

Пистолет остался у меня. Индеец про него не знал. По крайней мере, вел он себя так, словно не догадывался, что я вооружен. Теперь пушка оказалась между нами. Я начал ее поворачивать.

И тут снова зажегся свет.

Сукесян стоял за белым столом, слегка на него облокотившись. Выглядел он старше. Было в его лице что-то такое, что мне не понравилось. Он напоминал человека, который должен сделать нечто неприятное, даже если это не доставляет ему никакого удовольствия.

– Значит, – тихо сказал он, – невидимые чернила.

В следующий момент портьеры распахнулись и в комнату вбежала худенькая смуглая женщина с вонючей белой тряпицей в руке. Наклонившись, она обожгла меня жаркими черными глазами и накрыла тряпкой лицо. Индеец за спиной засопел от напряжения, не давая вырваться.

Пришлось вдыхать хлороформ – уж слишком большой вес давил сверху. Густой сладковатый запах ударил в нос.

И я отрубился.

Но еще раньше кто-то дважды выстрелил. Ко мне этот звук, похоже, не имел никакого отношения.

Как и прошлой ночью, я лежал под открытым небом. Только теперь был день и солнце прожигало дырку в моей правой ноге. Я видел раскаленное голубое небо, профиль холмов на его фоне, небольшой дубок, цветущую юкку на склоне и снова жаркое голубое небо.

Я сел. И тут же в левую ногу как будто впились сотни крошечных иголочек. Я потер ногу. Потер живот. В носу остался мерзкий запах хлороформа. Самочувствие было хуже некуда, как у пустой и протухшей канистры из-под бензина.

Я поднялся, но устоять не смог. На этот раз рвало сильнее, чем накануне. Меня трясло, знобило, а желудок просто выворачивало наизнанку. Потом я снова встал.

Прилетевший с океана бриз взлетел по склону и не дал угаснуть огоньку жизни. Я потоптался, тупо соображая, что к чему, и разглядывая отпечатки шин на глинистой почве и большой крест из оцинкованного железа, некогда белый, но теперь сильно облезший. Крест был обит пустыми патронами для лампочек, а основанием ему служил потрескавшийся бетонный постамент с открытой дверцей, за которой виднелся покрытый патиной медный переключатель.

За бетонным постаментом я увидел ноги.

Они небрежно высовывались из-под куста. На ногах были остроносые ботинки вроде тех, в которых щеголяли перед войной учащиеся колледжей. Такие ботинки я за последние несколько лет видел только раз.

Я подошел ближе, раздвинул кусты и посмотрел на индейца.

Его большие руки лежали расслабленно по бокам. В грязных черных волосах запутались комочки глины, сухие листочки и семена козлобородника. На бронзовой щеке прыгали солнечные блики. Кровавое пятно на животе уже облепили мухи. Глаза, как и у всех других – я видел их слишком много, – были полуоткрыты и ясны, но только игра там, за ними, закончилась навсегда.

На нем снова был шутовской уличный наряд, и засаленная шляпа лежала поблизости со все еще вывернутой лентой. Он не был больше ни забавным, ни крутым, ни недовольным. Он был всего лишь еще одним мертвецом, простаком, никогда толком и не понимавшим, что тут за дела.

Убил его, конечно, я. Те два выстрела, что я слышал, перед тем как отрубиться, были моими.

Пистолета я не нашел. Проверил карманы. Две остававшиеся карточки тоже исчезли. Больше ничего не пропало. По следам колес я прошел до разбитого проселка, по которому спустился с холма. Далеко внизу поблескивали проносящиеся машины – солнечные лучи отражались от ветровых стекол и плавных изгибов фар. Там были несколько домиков и заправочная станция. Еще дальше виднелись синяя гладь воды, пирсы и уходящая к мысу Фермин длинная коса. В воздухе висела легкая дымка, за которой скрывался остров Каталина.

Похоже, людям, с которыми я связался, нравилось проворачивать свои делишки в этих местах.

До заправочной станции я добрался за полчаса. Вызвал по телефону такси – оно прикатило из Санта-Моники и отвезло меня домой, к «Берглунду», что в трех кварталах от офиса. Я переоделся, сунул в кобуру последний пистолет и сел за телефон.

Сукесяна дома не было, и по этому номеру никто не отвечал. Кэрол Прайд тоже не отвечала. Впрочем, на нее я и не рассчитывал – девушка, скорее всего, распивала чаи с миссис Филип Кортни Прендергаст. Трубку сняли только в управлении полиции, Ривис был на работе. Услышав мой голос, он не очень обрадовался.

– Есть что-нибудь новенькое по убийству Линдли Пола? – спросил я.

– Я ведь, кажется, сказал, чтобы вы забыли об этом деле, – недовольно проворчал он. – Могу повторить.

– Да, помню, но оно мне покоя не дает. Я, знаете ли, люблю чистую работу. Думаю, все устроил ее муж.

– Чей муж, умник? – поинтересовался после паузы Ривис.

– Муж той ветреницы, что потеряла ожерелье, чей же еще?

– И вы, разумеется, уже сунули нос куда не следует, пытаясь выяснить, кто она такая.

– Иногда кое-что само приплывает. Надо только протянуть руку.

Лейтенант снова замолчал. На этот раз я даже успел прослушать прозвучавшее из громкоговорителя в его кабинете сообщение об угнанной машине. Наконец он заговорил, ровно и четко:

– Хотел бы я продать тебе идейку, детектив. Может, и смогу. В ней много смысла. Однажды управление полиции выдало тебе лицензию, а шериф дал тебе значок. Любой капитан, которому ты сильно надоешь, запросто в течение суток лишит тебя и того и другого. Может быть, даже и лейтенант. Вроде меня. Ну ладно, ты получил лицензию, ты получил значок, а что ты получил вместе с ними? Не говори, я сам скажу. Ты получил социальный статус таракана. Ты стал наемным соглядатаем. Все, что от тебя требовалось, – это снять на последнюю сотню угол с мебелишкой и сидеть, поджав хвост, в ожидании, пока кто-нибудь приведет к тебе льва – чтобы ты мог сунуть голову ему в пасть и выяснить, укусит он или нет. И если бы он оттяпал тебе ухо, тебе вчинили бы иск за увечье. Теперь ты начинаешь понимать?

– Хороший вариант. Я им пользовался. Раньше. Так вы не хотите раскрывать дело?

– Если б мог тебе доверять, то сказал бы, что мы готовимся нахлобучить одну шайку ловчил по драгоценностям. Но доверять я тебе не могу. Ты где? В бильярдной?

– В постели. Слег с телефонной лихорадкой.

– Ну так залей грелку погорячее, положи под ушко да накройся подушкой, как хороший мальчик. Ладненько?

– Не… Я лучше пойду да постреляю индейцев – чтоб навык не терять.