
Онлайн книга «Дальгрен»
– Я никому дурного не желаю. – Ага, чувак. Без вопросов, – размашисто кивнул Тринадцать. – Я и не имел в виду. Просто, ну… кое-кто желал. Пошли курнем, а? Ну, это – если охота. Шкет уронил плененную руку. – Или потом, если хошь. – Тринадцать снова улыбнулся. – Это хорошо, что ты хочешь… чтоб никто не пострадал. Тринадцать замялся. – Спасибо. – Обнял Кумару покрепче, и оба они вокруг Шкета удалились в соседнюю комнату, а кто-то из-за двери тем временем сказал: – Ау?.. Она и ее тень на сетке поплыли. – Шкет? Это ты?.. Дверь открылась – и открылась она, и его память о ней. Она глядела на него, и рот ее крохотно шевелился – готовился то ли засмеяться, то ли упрекнуть; и что-то шевелилось в зеленых глазах. – Ой, эй!.. – все равно сказал он, потому что в груди теплело. Поднялось, жаром обдало лицо, и от этого он заулыбался и сощурился. – Эй, я рад, что ты… – Его руки метнулись к ней. Между ними слились она и его память о ней (сетчатая дверь стукнула). Ее щека ударила его по щеке, ее смех счастливо взревел у него в ухе. – Ой, эй, я рад, что ты пришла! – Его руки хлестнули ее по спине – одна чуть-чуть отставлена (и дрожит от желания сжаться), потому что мешает орхидея. Она отстранилась: – Точно? – и поцеловала его. – И я рада. Он тоже ее поцеловал – жестче, дольше, теряясь в поцелуе (а его рука повисла, теряясь в воздухе и металле; он сжал пальцы, разжал), пока не почувствовал, как его буравит что-то твердое у нее в кармане. Он отодвинулся: рядом с гармоникой лежала его ручка. Перехватив его взгляд, она сказала: – Мне бармен «У Тедди» велел тебе передать. Сказал, что ты уронил… – а потом Шкет ее поцеловал (все равно буравило) снова; и не отпускал. Она опять отстранилась, сморщила нос: – Вкусно пахнет. – Огляделась, подошла к двери – он следом, – склонилась в гостиную, одной рукой держась за белый косяк. – Эй, Кошмар – а кофе еще остался? – Будешь, деточка? – а заговорила Леди Дракон. – Налей себе. Привалившись к косяку, Шкет смотрел, как она идет по комнате. Она присела, налила – сначала заглянув в чашку; кто-то оттуда, наверно, уже пил, но она пожала плечами – из эмалированного кофейника. Разок оглянулась на Шкета, смахнула со лба волосы, улыбнулась. Вернулась к нему с чашкой. Тепло внутри разрасталось. Девчонка Денни и Саламандр на диване играли в тосты – сдвигали чашки и смеялись. Кошмар говорил: – Я не могу тут зависать целый день! Леди Дракон, ты идешь, эй? Ну правда, я не могу зависать… Какая-то женщина, просыпаясь, выставила из-под одеяла темные руки с дрожащими кулаками. Леди Дракон и Адам шептались, сдвинув головы, темно– и светло-коричневую. Адам перебирал свои цепи. Вдруг подошел Малыш. Нос над пушком новоявленных усов доставал до нижней губы. Тощие пальцы с грязными ногтями сжимали хрустальную сахарницу – по краям запекся сахар. – Будешь? – Он подбородком указал на рукоять мерной ложки. – Нет, спасибо, – ответила Ланья. Шкет тоже покачал головой. – А, – сказал Малыш и отошел. Ланья протянула чашку Шкету. Он помог ей обеими руками. Нож задел фарфор, и одну руку Шкет убрал, а другой нащупал связки в тыле ее ладони. Кофе горечью хлестнул по языку; Шкет сглотнул. Пар пощекотал ноздри. Она подула; она глотнула; она сказала: – Крепкий! – Эй, Малыш! Погоди… Адам, ну-ка вернись! – завопила Леди Дракон, обернувшись, забряцав. – Иди сюда! Через какую-то дверь – не кухонную – в дом ввалилась толпа народу. Ланья нахмурилась, поморгала. Толпа втекла в комнату. Кофейные, шоколадные и тамариндовые лица, руки и плечи проплывали мимо, поворачивались; качались цепи на длинных и коротких шеях под прическами размером с пляжные мячи. Двое мужчин спорили, а третий махал рукой – гибкой, как черный полоз, – и кричал, пытаясь их унять: – Та лан те, чувак! Чувак, та лан! Та лан… Минимальные полдюжины белых лиц заслонило и затмило, не успел Шкет их разглядеть. Большинство – черных и других – он узнавал по набегу на «Эмборики». Мужик черного дерева в черном же виниловом жилете приостановился у дивана поделиться с Саламандром впечатлениями, а робкий белый, без жилета и скорпион судя только по цепям (живот и грудь пересечены одиноким длинным шрамом, еще розовым и в коросте), стоял рядом и поджидал шанса вставить слово. Трио было странно знакомое. Черный в виниле – тот, что не наезжал на Шкета в универмаге, из отряда Денни. На плечо Ланье упала рука цвета старой покрышки; другая такая же опустилась Шкету на плечо; между Шкетом и Ланьей сунулась коротко обкорнанная голова; длинное черное тело под качкими полами жилета и свисающими цепями кисло пахло по́том, дыхание за мелкими зубами и тяжелыми вислыми губами отдавало винной кислятиной. – Бля-а… – растянутое на два слога. – Привет, Потрошитель, – сказала Ланья, – отва-ли! – Шкет удивился, что она знает его по имени. Но Потрошитель – да, это был Джек-Потрошитель – отвалил. Коренастая белая девица с татуировкой на руке болтала с Кошмаром, и к беседе шумно присоединились двое черных. Кошмар, еще повысив голос, отрезал: – Слышь, я не могу зависать… – Пошли, – сказал Шкет Ланье. – Хочу с тобой поговорить. Ее взгляд метнулся из комнаты к его лицу. – Ладно. Он кивком поманил ее за собой. Обогнув кого-то и перешагнув кого-то еще, они вышли в коридор. Шум извергался, и накатывал, и налетал. В поисках комнаты с антресолями Шкет толкнул вторую дверь, что попалась на глаза. Но за ней слишком светло… Сиам, сидя на ящике у зеленой раковины, сказал: – Эй! – и положил газету на колени. Посмотрел на Шкета с улыбкой, которая раскололась и ссыпалась в восхищенную растерянность. – Я тут… я тут газету читаю. – Кожа на ладони под бинтом шелушилась. Сиам снова одарил их бурой улыбкой, передумал, забрал ее назад. – Просто газету читаю. – Поднялся. Газета упала на пол. Половицы некогда выкрасили бордовым. В широком окне веранды – ни стекла, ни сетки. Город уходил прочь под горку. – Видно так… далеко, – сказала Ланья у плеча Шкета. Глотнула кофе. – Я и не знала, как далеко отсюда видно. Но Шкет хмурился. – Это что? За последними домами, за кипящей серостью, там, где теоретически можно было поместить горизонт, горела низкая дуга. |