Онлайн книга «Дальгрен»
|
Он дочитал и уставился на нее в растерянности: – Как вам это удалось? – Оно мне запомнилось очень ясно. – Целиком? – Там же только восемь строчек. Застревает в голове накрепко. Тем более что оно ведь нерифмованное. Я где-нибудь страшно ошиблась? – Запятую пропустили. – Он толкнул листок к ней по столу и показал. Она посмотрела: – Ой, точно. – Вы вот так взяли и его выучили? – Не могла выкинуть из головы. Это же не страшно? – Э-э… очень красиво получилось. – Он попытался распознать тепло внутри: не смущение, не гордость, не страх, так что имени оно не обрело. – Возьмите себе. – Она выпрямилась. – Положите в тетрадку. Я, понимаете, сделала две копии… Одну оставлю себе. Навсегда. – Голос ее чуточку сорвался. – Я потому и распереживалась, когда решила, что вы больше не придете. Вы правда вернулись в парк и там ночевали, вот просто так, совсем один? Он кивнул: – Там и другие люди есть. – А, ну да. Я про них слыхала. Эдна рассказывала. Это… поразительно. Но вы не ответили: это ничего, что я запомнила ваш стих? И записала? – Э… ну да. – Он улыбнулся и страстно пожелал, чтоб она вставила запятую. – Спасибо. Мы, кстати, сегодня можем уже переносить вещи. Вы тут всё приготовили? – Да? – Она как будто закручинилась. – То есть у вас там все готово. – Надо было мне, наверно, вчера зайти и предупредить, что сегодня можно переезжать. – Артур, – который стоял в дверях с распущенным галстуком, – Шкедт говорит, сегодня можно переехать. Когда вернешься домой, голубчик, мы уже будем наверху. – Хорошо. Ну вы горазды трудиться! – Когда мистер Ричардс дошел до стола, миссис Ричардс уже успела налить ему кофе. Он взял чашку, не садясь. Чашкино отражение отлетело от красного дерева, смутно помаячило, пока он пил, а потом вдруг приблизилось наплывом, белой рыбиной в буром пруду, навстречу звяку фарфорового ободка. – Побегу. Пускай вам Бобби поможет с мелочами. Ему полезно двигаться. – Кровати, и вообще… – Миссис Ричардс покачала головой. – Я вот думаю – может, еще кого на помощь позвать? – Я сам все перенесу, – сказал Шкедт. – А кровати разберу. – Ну, если вы точно уверены. – Конечно, он сам, – сказал мистер Ричардс. – Ладно, я пошел. До свидания. – Узел под пальцами взобрался под крылышки воротника, поерзал, встал на место. Мистер Ричардс развернулся и вышел. Грохнула дверь. Шкедт посмотрел, как янтарный ободок нервным приливом набегает на фарфор, испил черного моря. – Я схожу наверх, подчищу там напоследок. А вы пока выносите вещи. Я спущусь минут через пятнадцать. – Он брякнул чашкой по блюдцу и ушел. * * * – Где? – из дверей окликнула Джун. Он закрыл швабру и ведро в чулане. – Вон, под стенкой стоит. Когда он вошел, Джун разглядывала белую трубку с красной резинкой; кулачок завис на полпути к подбородку. – А там точно… – Джордж, – ответил он. – Харрисон. Сама посмотри. Она взяла плакат. На полу он заметил кипу компьютерных журналов ее отца, послуживших ей предлогом. Она сдвинула резинку к краю, но остановилась. – Где ты его взял? – Скажу – не поверишь. Они по всему городу. – Лучше бы не отвечать конкретно. – Одна женщина, пастор, раздает их за так. – Он вздохнул. – В церкви. – А ты с тех пор видел… его? – Нет. Открывать не будешь? – Я боюсь. Простота ее реплики удивила и тронула его. Туман за окнами почти затвердел. Шкедт смотрел: она застыла, чуть склонив голову. – А мадам Браун знает, что вы с Джорджем?.. От ее резкого и тихого «Нет!» (голова крутнулась) он аж закаменел. – Она тоже в этот бар ходит. Они знакомы, – пояснил он. – Я потому и спросил. – А… – гораздо менее рьяно. – В ту ночь, когда ты про него спрашивала, она там тоже была. – Тогда хорошо, что я не вошла. Она могла… увидеть. – Джун закрыла глаза – надолго, так люди не моргают. – Если б она меня увидела, это было бы просто… Ее блондинистые энергии ужасны, но истощаются, чуял он. – А почему… я все равно не понимаю… чего ты так к нему прикипела? То есть я знаю про… что случилось. И, ну, мне по барабану. Но я… – Вопрос заплутал в колебаниях, и Шкедт его оборвал. Она была ранимая и испуганная. – Я не… знаю. Ты не поймешь, – и тут исчезла даже ранимость, – если я расскажу. В честь него… назвали луну! Он постарался не таращиться. – К нему, я так понимаю, многие неровно дышат. Отсюда и плакаты, да? Открывай. Она мелко, тряско покачала головой. – Но они не знают… – Уже не в силах смотреть на него, она перевела взгляд на бумажную трубку. – Я знаю больше их. – Эй, – сказал он, чтобы заполнить неловкую тишину. – А что у вас с ним было-то? – Иди в «Вестях» почитай. – И она подняла голову. Он поискал воинственности, которую услышал; не нашел в задранном лице ни капли. – В ту ночь, когда… черные устроили волнения, да? Я была на улице, гуляла. Молнии сверкали. И грохот страшный. Я не знала, что произошло. А потом… я даже не видела человека с фотоаппаратом, пока… Все точно так, как в газете напечатали! – А, – что не ответило ни на одну ее мольбу. Она пошла к двери. Перед самым порогом скатала наконец резинку и расправила плакат. – Он? – спросил Шкедт, имея в виду дружескую риторику, но расслышав в голосе честный вопрос. Она смотрела там и сям, а затем движения ее затылка превратились в кивок. Она оглянулась: – Почему… это… напечатали? – Видимо, у других к нему такие же чувства. Я вечером разговаривал с друзьями. Девушка, с которой я живу, лет на несколько старше тебя. И один мужик. Тоже инженер, как твой отец. Мы в баре обсуждали, стоит ли отдавать тебе плакат. Ее лицо пошло рябью. – Я им ничего про тебя не говорил, имени не называл. Но они, знаешь, восприняли очень серьезно. Поначалу серьезнее меня. Не смеялись над тобой, ничего такого. – …И что сказали? – Что пусть я решаю сам, раз я тебя знаю. Что может случиться плохое, а может и хорошее. Тебе плакат-то понравился? Она снова посмотрела. – По-моему, я в жизни не видела ничего ужаснее. |