Онлайн книга «Дальгрен»
|
Он старался идти беззвучно, дважды вообще останавливался, чтобы не прервать мелодию, пока не стихнет сама. Он шагнул на нижнюю ступеньку. До Ланьи – пятнадцать футов. Мелодия стихла. Он прибавил шагу. Она обернулась, сжав губы, готовя слово, начинавшееся на «м». А потом ее глаза расширились. – Шкедт… – И она улыбнулась. – Ты что тут делаешь? – И взяла его за руку. – Я за тобой шпионил, – ответил он. – И за Джорджем. Она задрала бровь: – М-да? – Ага. – (Они зашагали вместе.) – Мне понравилась твоя песня. – Ой… Он глянул на нее. И понял: ее больше смутило, что он подслушал ее музыку, а не разговор. Пока он размышлял, чем загладить вину, она выдавила: – Спасибо, – тихо, – впрочем. Он сжал ее руку. Она сжала его руку в ответ. Плечом к плечу они шли по тропинке, и Шкедт мысленно вертел, и сортировал, и гадал, что мысленно вертит и сортирует она. Внезапно спросил: – Девушка, про которую ты рассказывала Джорджу, которую изнасиловали, – это Милли? Ланья удивленно вскинула глаза: – Нет… или, скажем так: я бы не хотела отвечать. – А? Это что значит? Нет или ты бы не хотела отвечать? Ланья пожала плечами: – Милли, я думаю, не захотела бы, чтоб я говорила, как бы оно ни было. Шкедт нахмурился: – Это какая-то ерунда. Ланья рассмеялась, не выпустив смех наружу, – только скривилась, и выдохнула через нос, и затрясла головой. Снова пожала плечами. – Слушай, ты ответь по-человечески: она или?.. – Нет, это ты слушай, – сказала Ланья. – Ты ужасно милый, и я знаю, что ты не нарочно, просто у мужчин есть такая привычка – обесценивать все, что происходит между двумя женщинами. Вот не надо. Он смутился. Она спросила: – Хорошо?.. Смутившись, он согласился: – Хорошо. Они шли дальше. Песня, вырезанная в памяти, в памяти же покрывала филигранью безмолвные настоящие деревья. В прорехах между ними небо, потемневшее до оттенка, который можно было счесть синевой, покрывали хлопья листьев. Даже в смущении он был счастлив. На поляне коммуны Милли подле Джомми у очага обернулась, увидела их и подбежала. – Ланья, Шкедт… – И затем Ланье: – Ты ему сказала? Ланья ответила: – Нет. Не сказала, но… – Ой, Шкедт, боюсь… – Милли перевела дух; бегала она больше, чем к ним от очага. – Боюсь, я почти всю дорогу обратно за вами обоими шпионила. – Она рассмеялась. – Понимаешь, мы решили, что я спрячусь за кустами и подслушаю Ланью с Джорджем… – А? – откликнулся на это Шкедт. Ланья сказала: – Он все же не так плох… – Шкедт? – переспросила Милли. – А – в смысле Джордж! Да нет, конечно… – И снова Шкедту: – Я хотела выйти к Ланье на тропе возле Погодной башни… – Не монастырь, значит; но Шкедт и сам уже, в общем, сделал вывод, что едва ли там мог быть монастырь. – А потом увидела, как ты выскочил на лестницу за тридцать секунд до меня! Он сказал Ланье: – То есть ты ждала?.. – А затем полдюжины вопросов в голове уполовинились, когда вмешалась Милли: – Я не могла подойти близко и не все слышала, что вы говорили. А то бы я слишком шумела. Я срезала и опять выходила на тропу, она же петляет. Ой, Ланья, какая красивая песня! Вот правда, тебе надо другим людям поиграть. Видишь, ты же можешь доиграть до конца. Я же говорила. И ты знала, что слушаю я, и ты доиграла. И пусть люди тебя не смущают… Шкедт? – Милли нахмурилась. – Ты такой растерянный, Шкедт! – И внезапно она его обняла; рыжая шевелюра сухо погладила его по лицу. Он чуть не споткнулся. – Ну правда, извини! – Она отпустила его и положила руку Ланье на плечо. – Я не нарочно шпионила. Но ты же знала, что я там… – И взглянула на Ланью умоляюще: – Я просто не удержалась! – И засмеялась. Он заморгал; он улыбнулся. – …да ничего. Вернулось воспоминание о мелодии; значит, он подслушал не одинокое интимное мгновение – оно предназначалось подруге. Отсюда и красота? Ланья тоже смеялась. Так что он подхватил их смех. Джомми гремел черпаком по котлу на очаге. – Алло! Суп готов! Налетайте! Со всей поляны к огню сбрелись две дюжины людей с походными котелками и мисками, с горшками и жестяными кружками. – Пошли поедим, – сказала Ланья. – Да-да, и ты тоже, Шкедт! – поддержала Милли. – Пошли. Следом за девушками он направился к толпе. Худой рыжеволосый негр с золотыми коронками выдал ему помятую эмалированную суповую тарелку. – У меня две, чувак. Бери. Но когда он подобрался к очагу за своей порцией из черпака, на раздаче стоял не Джомми, а Джон (в жилете-размахайке и пылающих очках). Небо почти совсем потемнело. Огонь заливал медью волосы Милли, но, шагая за ней и ведя Ланью сквозь толпу, балансируя своей миской, он так и не различил у Милли на голой ноге ту царапину. * * * Сумерки сгустились быстро – и задержались, не подпуская тьму. Вдвоем они сидели на скомканных одеялах в Ее Жилище. Он щурился сквозь листья внахлест, а небо сыпало сверху мелкие притирания, шершавые и прохладные. – Еще день поработаю у Ричардсов и перевезу их окончательно. – Ты… ну, у тебя теперь есть имя. И работа. Счастлив? – Ёпта… – Улегшись навзничь, он потянулся и спиной ощутил прутики, складки, камешки и бусины обвившей его цепи. – Я еще даже не решил, как оно пишется. И мне пока ничего не заплатили, кроме первой пятерки. – Если они тебе не платят, – она тоже растянулась на одеяле, – зачем ты туда ходишь? Он пожал плечами: – Может, они понимают, что, если мне уплатить, я больше не приду. – И пожал плечами снова: – Не важно. Я мадам Браун уже объяснял: я просто наблюдатель. За ними занятно наблюдать. – А в мыслях: однажды я умру. Глянул на нее: – Знаешь, я боюсь умереть. Ужасно. – Хм? – Правда. Иногда иду куда-нибудь и думаю: а вдруг у меня сердце остановится? И нащупываю его – проверяю, стучит ли. Занятно, потому что, если я лежу, вот-вот засну, и слышу, как оно стучит, надо переворачиваться, а то страшно… – …что оно остановится, а ты услышишь? – спросила она. – Ага. – Со мной тоже иногда бывает. В пятнадцать в пансионе я долго сидела на краю крыши центрального корпуса и думала покончить с собой. |