Книга Осколки легенд. Том 1, страница 74 – Андрей Васильев

И все бы ничего, но здесь они допустили серьезный просчет, даже два. Во-первых, не следовало кравчему давать вино до того, как он убьет принца, это было крайне неблагоразумно. Во-вторых, они не знали, что кравчий никогда не пьет один, поскольку не умеет он этого делать. Сначала ему жизненно необходимо было кому-то другому налить вина в чашу. Это было профессиональное требование организма, что тут поделаешь.

И кравчий пустился на поиски собутыльника, которым на этот раз оказался палач – он первый попался по дороге.

– Употребим? – показал кравчий пыльную бутылку работнику топора. – За помин души?

– Да тьфу на тебя! – сплюнул палач и нехорошо глянул на кравчего. – Король не помер еще.

– Так я не про короля, – хмыкнул кравчий, копаясь в карманах и пытаясь найти какую-никакую закуску. – Я про принца. Ну того, который от горшка два вершка. Вот мы сейчас бахнем, а потом я пойду к нему. На одну ладонь его положу, а другой – прихлопну. Как комара!

Палач был человеком добродушным, всегда жалел двенадцатого принца и даже периодически гонял придворных, которые слишком уж забывались, изощряясь в остроумии над малышом.

– Не очень хорошее дело ты задумал, – проворчал он. – Он ведь тебе ничего плохого не сделал?

– Не сделал, – подтвердил кравчий, умелым ударом выбивая пробку из горлышка бутылки. – Но мне за него еще вина дадут. Вино мне пригодится, а принц – нет.

– Тут согласен, – не стал с ним спорить палач. – Своя рубашка ближе к телу. Но вот так-то – зачем? Вон в окно его выкинь, в реку, что под его комнатой протекает. А там как его удача распорядится. Утонет – так утонет, а если нет – значит, не ссудили боги ему смерти. Не будь ты совсем-то скотиной?

Что принц в любом случае обречен, палач не сомневался. Если не этот ханыга его придушит – значит, какой другой. А так… Хоть какой-то шанс на жизнь, пусть мизерный – но шанс. Нет, можно было бы вывести его из дворца, но это слишком рискованно. Малого жалко – но себя жальче.

Самое занятное, что именно этим своим решением палач и спас жизнь маленькому принцу. Он действительно выжил.

Когда пошатывающийся кравчий с беззубой улыбкой ввалился в каморку Мизинчика, тот сразу понял, что к чему.

– Вашество, – прохрипел пьяный придворный и смачно рыгнул. – Умирать, стало быть, подано. Сейчас будем учиться летать.

И захлопал в ладоши, негодяй эдакий, загоняя его в угол, как куренка. Да еще и напевал при этом на какой-то мерзкий мотив: «Мизинчик, Мизинчик, давай полетаем!».

Принц глубоко вздохнул, прощаясь с не самой лучшей, но все-таки такой прекрасной жизнью, ловко вскарабкался на подоконник и, задержав дыхание, сиганул вниз. Уж лучше сам, чем вот такое чучело им распорядится. А так – жил своим умом и ушел своей волей.

Вода приняла его тело, негромко плеснув, и секундой позже вытолкнула наверх.

– Я жив?! – поразился принц, осознал, что держится на воде, и передумал умирать.

Чуть позже он оседлал какую-то деревяшку и заработал руками как веслами, стремясь отплыть куда подальше от своего бывшего дома.

Река эта пересекала все королевство, как уже говорилось – не такое уж большое. Уже довольно скоро, на следующий день, принц понял, что почти достиг границ державы своего папеньки. Он видел карту, слушал рассказы бывалых людей и помнил, что вот такие буковые леса, которые теснились слева и справа от реки, растут на границе их державы и соседнего государства, больше таких нигде не имелось.

Теперь встала проблема другого порядка – становиться ему политическим эмигрантом или нет? Или лучше попробовать осесть в безлюдном лесу, окрепнуть физически, научиться стрелять из лука, найти лихих сподвижников и бороться с деспотией одного из братьев. Собственно, в том, что папаша в самом скором времени даст дуба, Мизинчик не сомневался.

Второй вариант был романтичней, но здравомыслящий принц понимал, что в сподвижники к нему пойдут в лучшем случае пара бурундуков и пара мышей, из лука он максимум только муху подстрелит, и, скорее всего, вся его борьба закончится ближайшей ночью, когда на охоту выйдут лисы и вылетят совы. Он и эту-то ночь провел в страхе – каждый плеск справа или слева заставлял его дрожать, опасаясь того, что это щука или сом его сожрать хотят.

Тогда – хана планам мести, и это очень жалко, поскольку Мизинчику невероятно хотелось братьям нос на задницу натянуть. А в идеале убить их всех, желательно – мучительно.

Как водится в таких случаях, за него все решила судьба.

Река дала неожиданный поворот, и бревнышко с Мизинчиком вынесло на прибрежную косу.

– Знак свыше? – задумчиво пробормотал принц и глянул на небо.

Никаких небесных светил, кроме солнышка, там не было, и никто ему оттуда задорно не подмигнул. Значит – не предзнаменование, а просто причуды рельефа местности. Кстати – удачно его выбросило на берег, дальше река устремлялась в горный проход, и там она текла куда быстрее, чем до этого. Эдак и утонуть недолго.

Мизинчик посидел маленько на теплом песочке, отогреваясь после многочасового плавания, потом решительно встал и пошел в лес. Никакого плана действий у него не было, но жутко хотелось есть, – а где искать летом провиант, как не в лесу?

Что примечательно – кто-то и впрямь ворожил беглому принцу на удачу. Мало того, что он наелся вкусной земляники (ради правды, он только ее и знал. Остальные ягоды ему были неизвестны, а незнакомую еду осторожный Мизинчик никогда в рот не совал), так еще через всего каких-то полчаса ходьбы по лесу наткнулся на хижину! Большую, с крышей, печной трубой и всем таким.

Правда, у нее была закрыта дверь – но это было не страшно. В любом случае, добрый лесник – а Мизинчик был уверен в том, что это хижина именно доброго лесника – не откажет в том, чтобы он провел тут сколько-то ночей, до тех пор, пока он не решит, что ему делать дальше.

Принц вскарабкался на высоченную лавочку, стоящую у дома, зевнул как котенок, пригревшись на солнышке, – и уснул. Намаялся ведь, бедолага.

Пробуждение было ужасным. Мизинчик висел вниз головой, его кто-то держал за одну ногу, и басил так, что перепонки в ушах лопались:

– Это что же такое творится? Это куда мы идем, а?

– Мы никуда не идем, – затравленно пискнул Мизинчик. – Я просто устал, прилег отдохнуть.

– Что? – И тут принц увидел сначала глаз, а потом и огромное лицо… Людоеда!

Ну да, это был именно он. Родитель Теодор неоднократно показывал ему и братьям картины, демонстрирующие победу их деда (стало быть – отца короля) над зловредным племенем пожирателей человеческой плоти, которых одно время много развелось на востоке королевства. Со слов папаши, дед Гейзерих устроил большую облаву, затравил десятка три этих верзил и повелел художникам создать серию картин под общим названием: «Людоеды не пройдут!».

Пройти – они, может, и не прошли, но что остатки их племени выжили, это был свершившийся факт, и он держал принца за ногу.