Онлайн книга «От Лукова с любовью»
|
Отвечая, я продолжала внимательно смотреть на него. – У меня не было настроения разговаривать. Ничего не изменилось. С меня не снимут ботинок раньше, чем через два дня. И потом, после того как врач разрешил бы мне снять ботинок, мне пришлось бы заменить его на голеностопный ортез «Эйркаст» [38] с системой пневмофиксации. Физиотерапевт, к которому последние девять дней я сама ездила на машине, оптимистично заявлял по поводу моего выздоровления, что все «нормально». Но нормально никогда не было для меня достаточно хорошо. Тем более что я оказалась в этой ужасной ситуации по собственной вине. Но Иван уставился на меня, опять вздохнул, и я поняла, что он чертовски близок к тому, чтобы сорваться. Дело в том, что мне было все равно. Что он собирался сделать? Наорать на меня? – Я знаю, что ничего не изменилось, тупица. Тупица… – Собирай свое барахло. Ты поедешь со мной. Теперь я, в свою очередь, тупо уставилась на него: – Что? Прямо мне в лоб ткнулся длинный указательный палец. – Собирай свое барахло. Ты поедешь со мной, – повторил он, неторопливо выговаривая каждое слово. – Ты повредила лодыжку, а не уши. – Никуда я с тобой не поеду. – Нет, поедешь – Нет, не поеду. От улыбки, появившейся на его губах, меня буквально бросило в дрожь, и мной мгновенно овладела тревога. – Поедешь. Я пристально смотрела прямо ему в лицо, не обращая внимания на странное ощущение в животе. Наводящая страх улыбка по-прежнему играла на его губах. – В следующие две недели ты будешь покидать свою комнату только для того, что ездить на физиотерапию. Я ничего не сказала. – Здесь так пахнет, будто ты не принимала душ две недели. Я принимала. Два дня назад. – Ты хотя бы спала? – Его палец снова ткнулся мне в лоб. – Дерьмово выглядишь. Именно это заставило меня стиснуть зубы. – Да, я спала. – Ему незачем было знать правду. Судя по выражению его лица, он не поверил мне, но тем не менее сказал: – Тебе нужно уехать отсюда. – Почему? – спросила я, не успев остановиться и не сумев скрыть своей злости. – Потому что нет никакого смысла в том, что ты хандришь здесь и ведешь себя как солдат Джейн [39]! Господи Иисусе, Джесмин, ты упражняешься бессистемно. Это вынудило меня смахнуть его руку со своего лба и сесть прямо, развернув торс так, чтобы я могла посмотреть ему в глаза. – Я не хандрю, кретин. Я упражнялась. Я не могу просто сидеть и отдыхать или совершенно махнуть на себя рукой. – Ты упражняешься не для того, чтобы не махнуть на себя рукой. Ты упражняешься потому, что ты злишься и пребываешь в плохом настроении. Ты думаешь, я тебя не знаю? Я было открыла рот, чтобы сказать нет, я тренируюсь не поэтому, но он видел меня насквозь. Вместо этого я сказала: – Я не хандрю. Я ни на ком не срываю злость. Ты не можешь говорить, что я злюсь, если я не отыгрываюсь на других. – Хорошо, а как назвать то, что ты злишься только на себя? Я терпеть не могла, когда он задавал мне вопросы, на которые я не могла ответить. У Ивана передернуло лицо, и на нем появилось недовольное выражение. – Твоя мама предлагала тебе вместе с ней заняться делом, а ты проигнорировала ее. – Я не проигнорировала. Я отказалась. – Я поджала губы, чувствуя, что меня захлестывает новая волна раздражения. – Она наябедничала тебе? Когда? Как? – Это все равно грубо и недостойно, – объяснил он. – И твои братья и сестры пробовали звонить, но ты и их звонки тоже отклонила. Я упросил Галину позвонить тебе, но и ей ты не ответила. Это было правдой. Все было правдой. Но я не намерена была признаваться в этом или отрицать. – Ты не должна мучить себя, Джесмин, – продолжил Иван. Словно он принял решение за меня, а я должна была слушать его как дура. Он мог бы убраться отсюда. Что-то нарастало внутри меня так, что у меня перехватило дыхание. – Я не мучаю себя, Иван. Я занимаюсь своим делом. Провожу время в одиночестве. Я не понимаю, что в этом плохого. Я выздоравливаю. Отдыхаю. Делаю то, что мне говорят. От того, как он взглянул на меня, мне стало не по себе. Правда. Но прежде чем я успела извиниться за то, что резко разговаривала с ним, он опять нахмурился. – Не выделывайся передо мной. Мы оба знаем, что ты прячешься от людей, и я не позволю тебе больше этого делать. Я ждал, надеясь, что ты сама выйдешь из депрессии, как только поймешь, что не порвала связки полностью и не сломала ногу, как мы боялись… но ты не вышла, поэтому я вытащу тебя из нее, если мне приходится это делать. Я ждал, что ты перестанешь вести себя как ребенок, и я больше не дам тебе поблажки, даже если ты в первый раз выкинула такой фортель. Я не в первый раз выкидывала такой фортель. Он не видел меня тогда, когда от меня ушел Пол. Мне было точно так же плохо, но на этот раз я переживала еще сильнеее. Я так же, как он, ткнула пальцем ему в лоб и произнесла только одно: – Нет. Иван моргнул, опустив ресницы на свои ярко-голубые глаза, и проговорил скрипучим голосом: – Джесмин, ты сейчас оторвешь свою задницу от пола, выйдешь из дома и поедешь ко мне. Либо ты сделаешь это сама, либо за тебя это сделаю я. Выбор за тобой. – Я не уеду из дома. Он покачал головой: – Ты уедешь из дома. – Я не уеду из дома. – Нет, уедешь. Выбирай. Либо ты выйдешь сама, либо я вынесу тебя. Я опять ткнула его пальцем в лоб. Дважды. – Нет. У него затрепетали ноздри. – Я считаю до пяти, а ты должна за это время принять решение, либо я сделаю выбор за тебя, и ты знаешь, каким он будет. – Иван, я не хочу ехать с тобой. – Мне плевать. Ты могла бы уехать с кем-нибудь из своих родственников, но ты не сделала этого, поэтому теперь ты поедешь со мной. Я мгновенно пришла в бешенство и прошипела: – Нет, нет, черт возьми! Видимо, разозлилась не я одна, потому что он прошипел в ответ: |