Книга Узнать пересмешника. Жизнь с Харпер Ли, страница 42 – Марья Миллс

Нелл, Джуди, Айла и я поехали за покупками в Мобил и заехали в большой торговый центр «Барнс и Нобл». После того, как выяснилось, что молодой продавец в отделе музыки не слышал о «Волшебной флейте» Моцарта, диск с которой Нелл хотела купить, она начала рассуждать об упадке цивилизации. В магазине, где продавали книги по истории, я обнаружила тонкую книгу в темно-красной обложке «Названия мест в Алабаме».

Возвращаясь домой в Монровилль, я прочитала вслух статью из этой книги о Бёрнт-Корн. У Нелл сразу возник вопрос: «Там есть статья о Смат-Ай?» Конечно же, на странице 129 была информация о городках в округе Буллок, и объяснялось, что это смешное название — «Глаз в саже» — пошло от «сажи, которой были измазаны лица или которая попадала в глаза людям, разжигавшим огни или проходившим мимо них…».

Нелл попросила меня найти в книге еще и город Реформ. По легенде, он так называется потому, что бродячий проповедник отказался возвратиться в это маленькое поселение до тех пор, пока его сошедшие с пути истинного жители не «реформируются». Оттуда и произошло. Джуди, Айла и Нелл предлагали другие забавные имена, некоторые из них были официальными, другие нет. Я прочитала статьи о городках, находившихся ближе к Монровиллю: в книге нашлись Пайн-Эппл, Опп, Мексия и город под названием Брютоне Мёрдер Крик, или Ручей убийства Брютона, где в 1788 году были ограблены и убиты три человека, путешествовавших по берегу реки. Снова наша поездка превратилась в воспоминания о старой Алабаме. Пока мы милю за милей проезжали хлопковые поля, в машине раздавался смех и одна за другой рассказывались истории.

Конечно же, имена некоторых названных в книге местечек скорее их описывали, чем восхваляли: Баг-Тассл, Грэйвел-Хилл, Нидмор и Хеллс-Хаф-Акр. Я уж не говорю о Раттлснейк-маунтин, Пенитеншиэри-маунтин, Синкин Крик, Поулкэт-Крик и городе, который раньше назывался Массакр-Айленд — безо всякой связи с Мердер-Крик ^[4].

Прозвища, которые давали в те времена, были так же забавны, как и названия городов.

В одном маленьком городке, откуда был родом Том Баттс, он вырос вместе с Коротышкой Хайдоном, Жирдяем Бертом, Очкариком Уотсоном и Ногастым Райландом. Прозвища Коротышки и Жирдяя понятны, кузены Жирдяя — Свин и Медведь Берты — такие же ребята с фермы, как и все остальные, — получили от старших братьев, которые считали, что один плохо пахнет, а другой ходит из комнаты в комнату, переваливаясь. Доказать справедливость прозвищ трудно, но так считали все.

Ногастый Райланд, одноклассник Тома, был высоким. Что касается их приятеля, Ореха Гикори Солтера, то Том вообще не знал его настоящего имени и не представлял, каким образом юный мистер Солтер стал Орехом Гикори. «Когда он вырос, то стал проповедником в пятидесятнической церкви Святости. Я не знаю, зовут ли его по-прежнему Орехом Гикори. Можно попробовать разузнать». Но мы так никогда этого и не сделали.

Прохладным, солнечным октябрьским днем Нелл и ее друг Билл Миллер, бывший руководитель «Вэнити Фэйр», решили покататься по округе. Они пригласили меня присоединиться. Сначала мы остановились, чтобы позавтракать в «Нэнсис Ранч Хаус Кафе», преемнике злополучной «Вандас Кантри Китчен». На завтрак были яйца и овсянка грубого помола, бекон, тосты и кофе. Много кофе.

Официантка, молодая женщина в черной ковбойской шляпе, остановилась у нашего стола.

— Не хотите еще кофе?

— Хотим, — ответила Нелл, — горы кофе.

В какой-то момент Нелл вытянула руку, чтобы показать нам большие наручные часы золотистого цвета.

— Чудесно, правда?

Она хмыкнула. Они были куплены по каталогу для слабовидящих людей.

На жемчужном циферблате были видны две огромных стрелки. Кен Джонсон, чья ювелирная лавка находилась на площади, заменил и без того большие стрелки еще большими. Она стала гордой обладательницей навороченных часов.

— Вот с ними буду доживать.

Доживать до конца жизни. Я уже привыкала к тому, как Нелл, Алиса, Дейл и Том говорили о таких вещах, как о само собой разумеющихся.

Мы ехали без какой-либо четкой цели, проезжая мимо лесопилок и хлопковых полей.

В конце нашей экспедиции мы заехали на маленький холм, где Клаузел-авеню переходила в более оживленную Клэрборн-стрит, шедшую по направлению к Вест-авеню. Когда мы проезжали Хоупвеллскую методистскую епископальную церковь, у Нелл возник вопрос.

— А что там сегодня написано на объявлении у мистера Марцетта?

Билл притормозил, и я громко прочитала:

— Свет Сына спасет вас от ожогов.

Умно, но любимым сообщением Нелл и Алисы оставалось обнаруженное ранее: «Как вы собираетесь провести вечность? С сигаретами или без?»

Язык для них всегда был игрой.

Во многом на их язык повлияло раннее религиозное воспитание. Алиса, как и их отец, по-прежнему оставалась тесно связана с делами методистской церкви, Нелл щедро поддерживала церковь и, пока могла что-то слышать, посещала службы в Монровилле и на Манхэттене.

Но Нелл сказала, что, если бы она когда-то стала писать мемуары, то назвала бы книгу «Все, чем я обладаю». Это была строчка из стихотворения и гимна, написанного Сэмюэлем Стеннеттом, который был очень популярен в методистских лагерях.

В ее романе афроамериканец, преподобный Сайкс, поет и читает этот текст со своими прихожанами в то утро, когда Глазастик и Джим приходят с Кальпурнией в церковь. На всех прихожан сборников гимнов не хватает. И дети впервые видят, как регент подсказывает строки прихожанам, а те их повторяют.

В этом гимне земное существование полно бурь, а в будущей жизни в Земле обетованной все по-другому. Он начинается так:

Хор:

Но Алиса сильно сомневалась в том, что подобные воспоминания когда-либо, пусть даже после смерти, появятся. «Разные люди предлагали ей написать автобиографию, — сказала она, — но Нелл никогда не проявляла к этому интереса».

Если Нелл никогда не принималась описывать собственную историю, — а никто, и даже Алиса, не мог наверняка сказать, так ли это, — то мы знаем, что ее завораживали персонажи, населявшие сельские районы Алабамы. В прошлом и в настоящем.