Книга Бездушный, страница 58 – Л. Дж. Шэн

Я. Собирался. Насладиться. Этой. Женщиной.

Она застонала, когда я откинул свитер на пол и провел языком от пупка к поясу дурацких легинсов. Подцепив их и хлопковые трусики зубами, я избавился от них под ее благоговейным взглядом. А затем, проложив вверх дорожку из поцелуев, расстегнул лифчик.

И она предстала передо мной голой. Оказалась полностью в моей власти.

Наконец это произошло.

Опустившись коленями на матрас, я несколько секунд просто смотрел на нее, пытаясь осознать случившееся. Я собирался трахнуть эту девушку так, чтобы никто из тех, кто будет после, не смог затмить меня.

Черт, при мысли об этом у меня зачесались руки от желания убить ее будущего парня.

Я передвинулся на кровати, пока не оказался между ее бедер, а затем опустился на нее сверху, прижимаясь пахом к ее киске. Я медленно терся об нее, а затем обрушился на ее губы, после чего скользнул языком по шее, плечам и уткнулся во впадинку между ключиц. С ее губ срывались тихие стоны, когда она схватила меня за задницу через джинсы и, на секунду стиснув в руках, принялась стягивать штаны вместе с боксерами. Ее горячая кожа оказалась невероятно гладкой и намного нежнее, чем я представлял себе все эти годы. Но стоило ей схватиться за край моей футболки, как я сжал ее маленькую ручку в своей и нежно прикусил кожу на запястье.

– Я не снимаю футболку, – прошептал я.

И это была чистая правда. Я никогда не снимаю футболку в постели. Не хожу на свидания. Не завожу отношения. Вот мои правила.

Она покачала головой. И это простое движение разрывало меня на куски.

– Ты не получишь меня, пока не снимешь футболку.

Я даже не шелохнулся. Но и посылать ее за эту просьбу мне не хотелось. Впервые за очень долгое время мне не хотелось вести себя как последний мудила. Вот только снимать футболку мне тоже не хотелось.

– Мне плевать на твои шрамы, Вишес, – пристально глядя мне в глаза, сказала Эмилия. – Они делают тебя таким, какой ты есть.

На секунду между нами повисла тишина, которую я нарушил глубоким вдохом. Я никогда не трахался с включенным светом. Никогда. К тому времени, когда я начал заниматься сексом, мою кожу уже настолько покрывали следы издевательств Дэрила, что не возникало и мысли выставлять их на обозрение. А еще свой стыд. И слабость, которую они означали. Позволить чьим-то пальцам скользить по бугристым шрамам было равносильно тому, чтобы отказаться от чего-то невероятно личного.

– Нет, – ответил я.

– Да, – продолжала настаивать она, а затем обхватила ладонями мое лицо и притянула к себе так близко, что наши губы соприкоснулись.

Я нахмурился, а потом и вовсе закрыл глаза, вдыхая ее аромат.

– Мы так долго ждали этого, – продолжила Эмилия. – Так что я хочу заполучить тебя настоящего. А не какую-то упрощенную версию. И я понимаю, что все настоящее не только красиво, но и уродливо. Так что не нужно передо мной притворяться.

Головка моего члена упиралась в ее киску, так что я просто попытался убедить себя, что у меня не остается другого выхода.

Да, я ненавидел свои шрамы. Они розовыми полосами выделялись на фоне бледной кожи, очевидно, слишком очевидно привлекая к себе внимание. Но желание оказаться внутри Эмилии звучало внутри настолько громко, что практически оглушало. Со стоном я резко стянул футболку через голову, ощущая это так, будто сорвал пластырь. И только собрался погрузиться в нее, как она вновь меня остановила.

– Презерватив, – напомнила Эмилия.

Точно. Точно.

Я потянулся к тумбочке и, открыв верхний ящик, в котором Дин держал их, пошарил рукой. Впервые за всю свою жизнь я забыл надеть презерватив. И мне это не нравилось. Как только я увидел киску Эмилии, разум просто отключился.

Разорвав обертку и раскатав презерватив по члену, я закрыл глаза и наконец оказался в Эмилии ЛеБлан. Ее ноготки мягко впились мне в спину. Я напрягся, почувствовав свежие царапины на своих шрамах, но не стал останавливать ее. Я погружался в нее, а она – в меня.

– Дыши, – прошептала она мне на ухо.

Я толкнулся еще раз, удивляясь насколько сюрреалистично все ощущалось. Меня никогда не заботило, что женщины думали обо мне в постели. Но с Эмилией почему-то это имело огромное значение.

Поощряя меня, она застонала и пробежалась пальцами по покрытой шрамами коже. Но с ней я не ощущал себя уродом. Только не рядом с Эмилией. Она никогда не вызывала у меня таких чувств.

Я вновь совершил толчок в нее, увеличивая темп.

А она извивалась подо мной, выгибая спину и моля о большем. Мы идеально подходили друг другу. Но я всегда это знал. Ее кожа казалась теплой и нежной, когда я прижимался к ней своим упругим телом. А ее лоно – сладким, мокрым для меня и невероятно тугим, но не настолько, чтобы я причинил ей боль.

Я вновь устремился вперед.

– Вишес! – выкрикнула она мое имя, впиваясь пальцами в мою кожу.

Оставляя новые, но быстро сходящие царапины, которые вызывали у меня лишь прилив удовольствия. Их мне хотелось демонстрировать. Носить как гребаные трофеи.

– О боже… – простонала Эмилия.

Еще один выпад.

Это ощущалась так, будто я шагнул в рай и закрыл за собой врата. Именно так. И мне не хотелось покидать это место. Ни эту кровать, ни этот город и, что самое ужасное, ни эту девушку. Я почувствовал, как она начинает дрожать подо мной, и, сжав руки в кулаки, еще раз вошел в нее.

И еще раз.

И еще.

И еще.

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, чувствуя ее. И не только ее тело. Ее саму. Девушку из квартиры прислуги с острым языком и искренним смехом, которая ела так, будто ее не заботило внимание парней, и которую всегда окружал легкий, приятный аромат сливочного масла.

И в этот момент я почувствовал, как сжались мои яйца, а член окутало знакомое давление.

Нет.

Я застыл на месте. Этого не должно случиться. Ни с ней, ни с кем-то еще.

Но прошло несколько секунд, а я все еще боялся пошевелиться. Эмилия, все еще лежащая в моих руках, толкнула меня локтем.

– Вик? Все хорошо?

Я сжал челюсти. Мое состояние никак не назовешь «в порядке» и, черт побери, это тоже произошло впервые. В ее шутке про мою девственность оказалась частичка правды. С Эмилией за один день и за одну ночь я в свои двадцать восемь лет испытал почти все, от чего бежал в юности. И ненавидел это.

– Если я пошевелюсь, то кончу, – признался я и до скрежета сжал челюсти.

Она рассмеялась, дрожа всем телом, но ее смех звучал счастливо, а не зло или осуждающе.

– Тогда вперед. У нас в запасе еще половина ночи. И я никуда не собираюсь.