Книга Библия ядоносного дерева, страница 71 – Барбара Кингсолвер

Мы с моей двойняшкой — богиней охоты уже меньше похожи друг на друга, за исключением одного аспекта: теперь и на нее начинают смотреть в деревне как на диковину. По крайней мере, как на нечто пугающе неженское. Если уж на то пошло, меня воспринимают как более нормальную половину нашего дуэта. Я — «бендука». Это единственное слово, которое совершенно точно меня характеризует: некто, кто скособочен на одну сторону и ходит медленно. Что же касается сестры, которая теперь преподает в школе и расстреливает деревья, то я слышала от наших соседей разные определения, все нелестные. Любимое из них — «бакала», оно имеет много значений, в том числе «острый перец», «твердый сорт бугристой картошки» и «мужской половой орган».

Лие безразлично. Она считает: раз лук ей дал Анатоль и он же подрядил ее преподавать в школе, никаких общественных устоев она не нарушает. Лия не понимает, что сам Анатоль нарушает правила ради нее, и это будет иметь последствия. Как забывшаяся Эстер Прин ^[87], она гордо несет свою букву — зеленую заглавную D своего лука — перекинутой через плечо. Это может означать и драму, и Диану — богиню охоты, и «дьявол побери ваши общественные устои». Лия ходит со своим луком на базар, и в церковь, хотя по воскресеньям вынуждена оставлять стрелы дома. Даже наша мама, которая в настоящий момент не в лучших отношениях с Иисусом, не явилась бы в Его дом при оружии.

Лия

Лицо Анатоля в профиль — чуть раскосый глаз, высокий лоб — напоминает лицо какого-нибудь фараона или бога на египетских рисунках. Глаза у него темно-карие. Даже белки не белые, а бледно-кремовые. После того как уроки у мальчиков заканчиваются, мы с ним сидим за столом под деревьями возле школы. Я учу французский и стараюсь не слишком докучать ему, пока он готовится к завтрашним занятиям. Анатоль редко поднимает голову от книг, и, должна признать, я всегда ищу предлог, чтобы отвлечь его. Слишком много хочу узнать. Например, почему он разрешил мне преподавать в школе именно теперь. Из-за независимости или из-за меня? Правда ли то, что мы слышим о Матади, Тисвиле, Стэнливиле? Скупщик консервных банок, проходивший через Килангу по пути в Киквит, рассказывал ужасные вещи о резне в Стэнливиле. Еще он говорил, что конголезские юноши в венках из листьев на головах неуязвимы для бельгийских пуль, которые проходят сквозь них и застревают в стенах. Утверждал, будто видел все собственными глазами. Анатоль присутствовал при этом, но, казалось, не обращал внимания на его россказни. Он тщательно осмотрел, а потом купил у торговца пару очков. В очках были хорошие линзы, они увеличивали изображение. Когда я надела их, даже французские слова стали выглядеть крупнее, их было легче читать.

Но больше всего мне хочется задать Анатолю вопрос, который, конечно же, задавать нельзя: ненавидит ли он меня за то, что я белая?

Вместо этого я спросила:

— Почему Нкондо и Габриэль ненавидят меня?

Анатоль удивленно посмотрел поверх своих настоящих очков в роговой оправе.

— Нкондо и Габриэль? Больше, чем остальные? Почему ты так считаешь?

Я фыркнула, как рассерженная лошадь.

— Потому что они больше, чем другие, колотят по своим стульям, как по барабанам, и заглушают мои слова, когда я объясняю деление в столбик.

— Они просто озорные мальчишки.

Мы с Анатолем знали, что это не совсем так. Барабанить по стульям без особых последствий для себя могли маленькие мальчики в Вифлеемской школе. Но семьи местных мальчиков с трудом наскребали деньги, чтобы послать сыновей в школу, и каждый мальчишка это помнил. Отправить сына в школу было важным решением, и ученики Анатоля относились к учебе серьезно. Бедлам они устраивали, когда я пыталась учить их математике в отсутствие Анатоля, занимавшегося в это время со старшими ребятами.

— Ладно, вы правы, они все меня ненавидят, — вздохнула я. — Наверное, я плохая учительница.

— Ты прекрасная учительница. Дело не в этом.

— А в чем?

— Во-первых, ты девочка. Эти мальчишки не привыкли подчиняться даже собственным бабушкам. Если деление в столбик действительно так важно для молодого человека, чтобы добиться успеха в жизни, то как его может знать хорошенькая девчонка? Вот что они думают. И во-вторых, ты — белая.

«Хорошенькая девчонка»?

— Белая, — повторила я. — Значит, они считают, что белые люди не знают деления в столбик?

— Скажу тебе по секрету, они думают, что белые люди знают, как заставить солнце двигаться по небу в обратную сторону, и умеют поворачивать реки вспять. Но официально — нет. Они слышат от своих отцов, что теперь, когда наступила независимость, белые люди здесь, в Конго, не должны указывать им, что делать.

— И еще они уверены, что Америка и Бельгия должны дать им много денег, чтобы каждый мог иметь радиоприемник, машину и прочее. Мне это Нельсон сказал.

— Да, это в-третьих. Они считают, что ты представляешь жадную нацию.

Я закрыла учебник. На сегодня французского достаточно.

— Анатоль, в этом нет смысла. Они не хотят, чтобы мы были друзьями, не уважают нас, в Леопольдвиле грабят наши дома, однако при этом мечтают, чтобы Америка давала им деньги.

— Что в этом тебе кажется бессмысленным?

— Все.

— Беене, подумай, — терпеливо произнес он, словно говорил с одним из своих учеников, который не понимал простую задачку. — Когда кому-то из рыбаков, например, папе Боанде, выпадает удачный день и он возвращается с полной лодкой рыбы, что он делает?

— Это не так часто случается.

— Да, но иногда бывает, ты сама видела. Что он тогда делает?

— Поет во все горло, люди к нему приходят, и он раздает им рыбу.

— Даже врагам?

— Наверное. Папа Боанда не любит папу Зинсану, однако часть рыбы отдает его женам.

— Правильно. С моей точки зрения, в этом есть смысл. Когда у кого-то есть больше, чем он может употребить, разумно ожидать, что он не оставит все себе.

— Но папа Боанда вынужден раздавать улов, потому что рыба долго не хранится. Если не избавиться от нее, она начнет гнить, и вонь поднимется до небес.

Анатоль улыбнулся и приставил палец к моему носу:

— Вот так же конголезцы думают и о деньгах.

— Но если раздавать все, что ты не можешь использовать сам, то никогда не разбогатеешь.

— Это правда.

— А разбогатеть мечтает каждый.

— Неужели?

— Естественно. Нельсон хочет накопить, чтобы жениться. Вероятно, и вы тоже. — Почему-то мне не хватило духу посмотреть на Анатоля, когда я произносила это. — Папа Нду так богат, что у него шесть жен, и все ему завидуют.

— У папы Нду очень трудная работа. Ему нужно много жен. Но не будь так уверена, что все ему завидуют. Я лично не желал бы оказаться на его месте. — Анатоль рассмеялся. — Или иметь столько же жен.