Книга Непосредственный человек, страница 115 – Ричард Руссо

Заприметив нас, Тони подошел ближе, и я познакомил его с Расселом, пояснив, что мой зять спец по компьютерам, и попросил Рассела посмотреть на железяки Тони, пока я раздобуду нам спиртное. Четверть часа спустя я заглянул в гостевую комнату и застал Рассела под столом, он копался внутри системного блока, сняв с него крышку, над столом виднелся лишь череп с торчащими шипами волос. Тони обнаружился на задней веранде – он сидел на краю горячей ванны, без пузырьков, в одиночестве.

– Подумываю вернуться в Бруклин, – сказал он, поднимая стакан, чтобы чокнуться. – Одна беда: Бруклина, куда я хотел бы вернуться, уже не существует.

– Тебе разве можно пить? – обеспокоился я.

– Это чай со льдом, – признался он. – Тебя когда-нибудь тянет в то жуткое место на Среднем Западе, где ты родился?

– Никогда, – ответил я. Простая и беспримесная истина. Разумеется, я и не помнил ничего о том городе. Мне было два, когда мы оттуда уехали, а к трем годам меня перевезли уже в следующий кампус.

– Люди, как правило, делятся на две группы, – продолжал Тони. – Они или бегут от своего прошлого – или борются с ним.

Я предчувствовал, что на меня сейчас обрушится очередное длинное научное рассуждение, полное клинических наблюдений и самодельной статистики, так что я сделал изрядный глоток бурбона и приготовился.

– Я хотел бы снова увидеть ту женщину, – сказал Тони. – Я рассказывал тебе о ней?

– Ты кончил прежде, чем она сняла лифчик.

Он печально кивнул.

– Но все же, думаю, она меня потрогала, – сказал он. – Я не помню, как она меня трогала, но полагаю, минимальный физический контакт для этого требовался.

– Если ты не помнишь… – попытался я сказать, но он не слушал.

– Думаю, я заигрывал с Йоландой Экклс, – сказал он, уставившись на темный лес возле своего дома. – Я такого не помню, однако, ты же знаешь, я склонен к флирту. Я даже с твоей женой как-то заигрывал.

– И ты помнишь это, – указал я, добавив: – И я тоже это помню.

– Ну да, – кивнул он. – Пожалуй. Но не могу отделаться от мысли, что я как-то виноват в том, что случилось с этой девушкой.

– Я тебя знаю. – Я постарался вложить в свои слова как можно больше уверенности. – Если ты заигрывал с Йоландой Экклс, то лишь затем, чтобы она почувствовала себя лучше.

– Ты так думаешь? Думаешь, я старался повысить ее самооценку? Не свою?

– Я уверен, – сказал я. – Я знаю тебя, Эл. Ты не тот человек, кто…

Мы поглядели друг другу в глаза и одновременно пожали плечами.

– Вопрос не в том, взяла ли та женщина его в руки, – сказал Тони. – Он так не стоит.

Одна из вещей, которых никогда не знаешь наверное, – уместна ли будет шутка. Иногда не понимаешь этого даже после того, как шутка сорвется с языка. Признаюсь, я был в таком восторге, поймав Тони на двусмысленном употреблении местоимения, что не удержался.

– Он несомненно стоит, – сказал я старому другу. – Не вопрос.

Гостиная за нашими спинами опустела. Все собрались в той комнате, где Рассел изучал монитор, по которому ползли, занимая все пространство от левого фланга до правого, различные символы, – строка возникала внизу экрана и постепенно продвигалась вверх, и когда она исчезала за верхним краем, ты все еще ждал, что она сейчас появится, неизменная, в воздухе над монитором, поползет по стене к потолку.

Маленькая комната была забита мужчинами, следившими за этим причудливым зрелищем словно за каким-то колдовством. За это время появилось еще несколько друзей Тони, в прихожей снова послышался звонок. Я приметил Билли Квигли: тот загнал в угол нового декана и обрушил на него пьяную инвективу. До меня донеслось слово «долбодятел», а я-то думал, оно предназначается только мне.

В глазах Уильяма Генри Деверо Младшего вся эта сцена приобрела сюрреалистическое качество. Говорят, наши сны полны смыслов, и я невольно подумал, что такова и эта сцена – концентрированные смыслы. Я подумал, что если я сам сконцентрируюсь, то сумею постичь эти смыслы. Я знал этих мужчин. С большинством из них я был знаком двадцать лет. Когда мы впервые встретились, все мы были женаты. Немногие из нас все еще состоят в браке. Больше разведенных. Еще больше тех, кто развелся и попытал счастья еще раз. Некоторые из нас предали замечательных женщин. Некоторые сами были преданы. Но вот они мы, собранные воедино, пусть даже на этот вечер, некоей потребностью и как будто ждем знамения. И я – один из нас.

Рассел отодвинул стул и вздохнул:

– Ничего не понимаю.

И вдруг мы все засмеялись – быть может, из-за той наглядной шутки, что сопутствовала его словам: по монитору все еще ползла вверх непостижимая вязь.

– Нет, правда, он должен работать, – пояснил Рассел, опасаясь, видимо, что смеются над ним.

– Может быть, он и работает, – сказал Джейкоб Роуз. – Наверное, ты подключился напрямую к Божьему разуму. Это список наших путей. Осталось лишь взломать код.

Возможно, причина в смехе – столько ошалевших мужчин среднего возраста, неумеренно расходующих кислород в маленькой комнате, – но мы все одновременно заметили, как тут душно, и так же внезапно нам всем захотелось на волю. Лишь повернувшись к двери, мы осознали, в какую угодили ловушку. Дверь гостевой спальни открывалась внутрь, на себя, а мы слишком к ней притиснулись. Не оставалось места, чтобы ее открыть.

– Попались! – с издевкой крикнул кто-то. – Словно крысы.

– Все назад! – скомандовал другой голос, но те, кто стоял в глубине комнаты, то ли не слышали, то ли не поняли, зачем это нужно. Все знали, где находится дверь, и все рвались к ней, воображая близкую свободу. И вдруг все заговорили разом, засмеялись, выкрикивая в тревоге и отчаянии уже не столь шуточные ругательства. «Помогите!» – заорал кто-то в центре комнаты, возможно все еще прикалываясь.

Обычно я поддаюсь такого рода слепой клаустрофобной панике, что наполнила в тот момент комнату, но случайно я поймал взгляд Пола Рурка в противоположном углу, и когда я улыбнулся, он изо всех сил постарался скрыть ответную усмешку. Двадцать лет он неколебимо твердил: все, что я сочту забавным, таковым заведомо не является, и я видел, как рассыпается в прах это двадцатилетнее убеждение. Я видел, как он сдался, как его мясистая, злобная физиономия расплылась в широчайшей ухмылке и запрыгали вверх-вниз плечи.

Разумеется, единственным выходом было всем отступить на шаг – и мы бы смогли открыть дверь. К тому моменту компания слесарей, компания каменщиков, компания проституток, да что там, стая шимпанзе сообразила бы, что делать. Но, к несчастью, в этой комнате оказалась взаперти компания университетских профессоров – и мы никак не могли взять в толк, что же с нами стряслось.