Книга Наперекор, страница 47 – Марта Крон

Окинув моё тело напряжённым взглядом, Ян перекатывается набок рядом со мной, находит свои трусы и, натянув их, бросает резкое:

— Ты права. Одевайся.

ЯН.

Она закрылась от меня. Замкнулась. Отводит взгляд, а если и смотрит, то волком. У неё есть тысячи причин на это, и меня не покидает чувство, что до неё дошло, кто виновен в аварии и во всём остальном.

Оргазм растормошил и вытащил на поверхность правду, которая на время шока была спрятана глубоко внутри.

Какие слова подобрать, чтобы сказать, как я жалею, что причинил ей боль…

Как обозначить свои намерения?

Поставить перед фактом, что от игры не осталось и следа, а наступила сокрушающая реальность, где я потерялся в Миле и иду вперёд только наугад?

Или дать возможность догадаться ей самой?

Как поступить?

Что бы я ни предпринял, она ускользает от меня.

Да, она отдалась. Потеряв контроль и бдительность, позволила к себе прикоснуться, но теперь разум догнал зов тела, и совершённые ошибки приобрели вселенский масштаб. Рассудок встал в оборону самого важного – её сердца.

Это видно по колючему взгляду, украдкой пронзающему моё лицо. По напряжённой руке, которую я не хочу отпускать. По молчанию, которым она оберегает свою точку зрения.

Твою мать!

Как же хочется выбить из неё всю эту дурь! Взять за шкирку и трясти, как нашкодившего котёнка.

Только мысль, что я уже и так вытряс из неё всю душу с помощью аварии и последующих событий, не даёт мне раскрыть рта и прикоснуться к ней более, чем сейчас.

Холодные маленькие пальчики в моей ладони – это всё, что мне разрешено получить на данный момент.

Горло сводит от недосказанности, и я просто повторяю один и тот же вопрос, чтобы хотя бы слышать её голос:

— Ты не устала?

— Нет.

И столько непреклонности в этом ответе, что мне остаётся лишь горько вздохнуть и продолжить вести Милу к посёлку.

Её состояние меня настораживает. Легче всего было бы спихнуть всё на пережитое, но нутром чувствую, что помимо внешних травм я оставил и душевные.

От досады, что я такой мудак, хочется что-то сломать или разбить.

Откуда мне знать, как правильно?

Я не разбираюсь в женщинах и во всех их чувствах, отношениях, ожиданиях…

Я не готов ставить штамп в паспорте, но и жить с ней порознь уже не смогу.

Всю дорогу проверяю, ловит ли сигнал телефон Милы, и каждый раз сдерживаюсь, чтобы не выбросить этот ненужный кусок железа.

Проходит ещё не менее часа, прежде чем я замечаю вдалеке поселение. Притягиваю к себе за руку нахохлившуюся Милу и на радостях целую в губы.

— Мы дошли!! – обхватываю ладонями нежные щёки и, не обращая внимания на опешивший вид девушки, лихорадочно покрываю её лицо мелкими поцелуями. – Вон посёлок!!

Вытаращив глаза, Вольская не сразу понимает причину моего резкого нападения, но, услышав о нашем скором спасении, прыгает на месте и начинает плакать.

Большим пальцем собираю каждую каплю, увлажняющую её кожу, и прижимаю Милу к груди, укрывая руками от всех трудностей, с которыми она до сих пор борется внутри себя.

— Идём скорее! – обхватываю тонкое запястье и веду за собой. – Тебя нужно врачу показать.

***

— Узи и томография внутренних повреждений не показали, – заходит в палату врач, пока медсестра, женщина средних лет, обрабатывает наши ссадины. – Пропишу курс антибиотиков, чтобы предотвратить инфекцию и снижение физических нагрузок.

— Вы уверены, что у неё с головой всё в порядке? – указываю на Милу, морщившуюся от боли в плече, на которое медсестра усердно накладывает повязку. – Она жаловалась на боль…

— Ну а вы что хотели? – кидает на меня поверх своих очков снисходительный взгляд. – Всё накладывает отпечаток — удар при аварии, слабость, голод, стресс… Кстати, Мила Андреевна, я вам ещё назначу успокоительное, – щёлкает ручкой и делает запись в своём блокноте. — Примите сразу же. Но оно вызывает сонливость… готовьтесь к тому, что вырубит.

— Спасибо, – слегка улыбается девушка. – У нас всё равно сейчас поезд, вот и высплюсь.

— Поезд ещё ладно, но никаких перелётов, – строго замечает врач, прищуривая на меня глаза.

Киваю ему в знак согласия и пожимаю в благодарность руку.

Присаживаюсь на кушетку рядом с Милой и беру её за руку. Девушка не противится, но и не поощряет этот жест. Рука продолжает вяло лежать у меня в ладони и на моё прикосновение никак не реагирует.

Всматриваюсь в её измученное лицо, обклеенное парочкой пластырей, и чувствую, как внутри всё теплеет от облегчения.

Спас. Преодолел. Дотянул.

Больничная одноразовая сорочка Милы в некоторых местах испачкана кровью. Особенно на ногах, которые прошли такой долгий путь полностью голыми и исцарапаны по самые трусы-шорты, которые были на девушке.

Как раз на это и обращает своё внимание медсестра, подготавливая новые повязки и какие-то мази.

— Вот вам список лекарств, – протягивает листок врач. – Не теряйте времени и, пока Мила Андреевна на процедуре, сбегайте на первый этаж в аптеку и купите всё необходимое.

— Ай! – вскрикивает Мила, когда ей начинают протирать ноги. – Надеюсь, что шрамы после этого не останутся…

— Ой, не о том думаешь, милая… — ласково откликается медсестра, смотря на наши сцепленные руки. – Молодые ещё… — эмоционально качает головой. — …главное, что ребёнка сможете родить… после такого-то ужаса.

Мила вздрагивает, а я с трудом проглатываю образовавшийся в горле ком.

— Мы не… — слышу тихий голос Вольской и резко вскакиваю на ноги, не желая это слышать.

— Я в аптеку, – бросаю через плечо, быстро шагая к выходу. – Скоро вернусь.

Не дожидаясь ответа, выхожу из палаты и сжимаю от злости ладони.

«Мы не...»

Чего «мы не»? Мы уже «ДА»! Сто раз «ДА», а у неё всё «не».

Жду, когда утихнет гнев, и достаю из кармана телефон Милы. Снова вызываю машину, чтобы добраться до гостиницы и бреду вниз по лестнице в аптеку.

Когда мы дошли до первого жилого дома, то сразу же рассказали хозяевам о произошедшем и попросили помощи. Семейная пара сразу же начала суетиться, чтобы по-быстрому организовать нашу поездку до больницы.

Перед отъездом я выяснил у жильцов всю нужную информацию, чтобы потом щедро отблагодарить. Вот вернёмся в город, и я сам лично перешлю на их счёт крупную сумму денег. Я никогда не забываю тех, кто протянул в трудные минуты руку помощи. Тем более, что им ещё трёх сыновей поднимать. Пацаны крутились около нас с Милой и искренне, как и их родители, хотели чем-нибудь помочь. Хорошая семья. Дружная. Обязательно наведу потом справки, как ещё можно будет им выразить свою признательность.