Онлайн книга «Воспоминания о будущем»
|
Я достаю из сумки учебник по началам анализа, тетрадь на пружинке и красный механический карандаш. Как приятно, что никто не подсаживается за мой стол и я могу расположиться как следует. Начинаю решать домашнее задание, которое, согласно утренней записке, я почему-то не сделала вчера вечером. Остальные ученики продолжают болтать, торопясь дожевать последние крохи сплетен до того, как прозвенит звонок. — Вот мы и встретились снова, — произносит невесть откуда взявшийся глубокий мужской голос. Я уверена, что реплика обращена к кому-то за соседним столом, но зачем-то поднимаю голову. И со свистом втягиваю в себя воздух. Потому что парень, который стоит перед моим столом с таким видом, будто собирается сесть рядом, выглядит просто сногсшибательно. — П-привет? — говорю я таким тоном, чтобы это было больше похоже на вопрос, чем на приветствие. — Я не знал, что у тебя самостоятельная работа в это время, — продолжает он, небрежно бросая свой рюкзак на ближайший стул и выдвигая из-под стола соседний. Потом садится, по-прежнему не сводя с меня глаз. Я его знаю? — Ну да, — несколько отрывисто отвечаю я, делая вид, будто страшно занята работой. Может быть, я перепутала аудиторию? Я обвожу взглядом лица своих одноклассников. Энди Бернстайн. Правильно. Ханна Райт. Все верно. Завтра среда, сегодня вторник. Точно. Вторая смена? Нет, у меня только что была физкультура. Парень заговаривает снова: — Потому что после той пожарной тревоги мне пришлось знакомиться со школой, и это съело все время. Но я точно знаю, что вчера тебя тут не было. Где же ты была? Я постукиваю карандашом по тетрадке. Меня нервирует этот разговор. Прежде чем ответить, я лихорадочно вспоминаю свои записки. — У врача, — говорю я, не вдаваясь в подробности. — Ой, извини, — говорит парень, на миг опуская глаза на стол. — Я не хотел лезть в твою жизнь. Он выглядит смущенным. И это ему страшно идет. — Ничего, — отмахиваюсь я, не переставая барабанить карандашом по тетради. — Просто у меня часто бывают мигрени. Я много хожу по врачам. Я стучу карандашом все быстрее и быстрее. Он по-прежнему смотрит на меня. Только на меня. Нет, правда, я его знаю? — Это паршиво, — говорит парень. Звенит звонок, но мы все еще смотрим друг на друга — при этом он выглядит очень довольным, а у меня, наверное, такой вид, будто я вот-вот лопну. По крайней мере, именно так я себя чувствую. — Ты в порядке? — спрашивает он, еле заметно кивая на мой лихорадочно приплясывающий карандаш. Когда я понимаю, что он заметил мою нервозность, у меня от страха немеют руки, пальцы разжимаются, и карандаш, взлетев в воздух, падает на пол. Чувствуя себя последней идиоткой, я отодвигаю стул и наклоняюсь за карандашом. Схватив его, я уже собираюсь разогнуться, как вдруг замечаю кое-что любопытное. Темно-шоколадные кеды «Конверс». Сердце радостно подпрыгивает у меня в груди, когда я вспоминаю пометку в утренней записке, но мне все же удается кое-как выпрямиться и сесть за стол, не выставив себя на посмешище. Теперь я до ушей улыбаюсь парню и вспоминаю, как утром у меня сладко екнуло в животе, когда я обнюхивала его толстовку. Это парень и есть тот самый чокнутый! Он улыбается мне в ответ, и от этого рот у меня разъезжается до ушей. Разве я могла подумать, что мой Чокнутый окажется таким красавцем? — К сожалению, в пятницу нам не удалось закончить разговор, — начинает Чокнутый, но его прерывает миссис Мэйсон, носящая индейское имя Злобный Глаз. — Ш-шшш, — громко шикает она со своего насеста. Сейчас она напоминает мне птицу. Очень злую птицу. — Но, как я уже сказал, мне нужно было идти, — пытается шепотом закончить Чокнутый, но миссис Мэйсон резко хлопает ладонью по столу. — Мистер Генри! — орет она. Чокнутый захлопывает рот и нехотя переводит на нее взгляд. А я страшно рада, что теперь знаю хотя бы часть его имени. — Прошу прощения, — говорит он. — Надеюсь, что вы делаете это искренне. Поскольку вы новичок, то на этот раз я оставлю данный эпизод без последствий. Но запомните на будущее: в моем классе не разговаривают. Здесь занимаются. Молча. Бесшумно. Здесь вам не коридор! Несколько девчонок тихонько хихикают, но миссис Мэйсон одним взглядом кладет конец их веселью. — Простите, — повторяет Чокнутый, а потом молча вытаскивает из своей сумки блокнот для рисования и несколько угольных карандашей. Я наслаждаюсь полученной информацией. Его фамилия Генри. Он новенький в нашей школе. И еще он художник. Прежде чем приступить к работе, он снова улыбается мне. Пока я млею от счастья, он открывает блокнот и пролистывает несколько набросков в поисках чистой странички. За это время я отмечаю еще две вещи: во-первых, он талантлив, а во-вторых, он выбрал весьма... любопытный предмет для изображения. Уши. Уши? Словно подслушав мои мысли, мистер Чокнутый Генри смахивает упавшую на глаза прядь волос и в последний раз косится на меня. Потом пожимает плечами и хитро улыбается, словно хочет сказать: «Ну и что? А если мне нравятся уши?» Не знаю, что он там думает на самом деле, но, положившись на собственные догадки, я пожимаю плечами и улыбаюсь. Надеюсь, Чокнутый поймет, что этим я хочу сказать ему примерно следующее: «У всех свои тараканы». Прежде чем я успеваю додумать эту мысль до конца, он возвращается к своим рисункам, и мне приходится доделывать домашнюю работу в полном молчании. Сейчас полночь, и я включила свой ноутбук. Мне просто необходимо записать все это, а печатаю я быстрее, чем пишу. Записка на моей тумбочке уже превратилась в целое послание, испещренное сердечками на полях и цветистыми фразами о мальчике, с которым я познакомилась сегодня и которого не помню в будущем. Сейчас я не хочу думать о том, чем это объясняется. Но вот это — это непременно нужно напечатать, быстро и просто, как дозу анестезии, не позволяя себе задумываться над словами и собственными чувствами. Сейчас слишком поздно, чтобы задумываться. Мне пора спать. 10/21 (Втор.) Сегодня вечером, когда я уже засыпала, на меня обрушилось ужасное воспоминание. Самое страшное из всего, что я помню. Честно. Смогла разглядеть немного, но помню, что стою в толпе людей, одетых в черное. У всех скорбные лица. |