
Онлайн книга «Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо»
— Проваливай! — грозно крикнула ему Клава. — Прыгай на пальму за бананами, а то без обеда останешься! Когда назойливый араб пошел дальше своей дорогой, Клава взялась за сердце и заголосила: — Валя, что же он с тобой сделал‑то? Пьяный, что ли, пришел? Буянить начал?! На водку ему не дала?! — Да они не пьют здесь. — Что, просто так руки распускают? Вообще без повода? Ты на него в полицию заяви. Нужно приструнить гада! — Клава, ты только на всю улицу не кричи, а то мы на себя и так внимание обращаем. В Хургаде сарафанное радио знаешь как хорошо работает. Кто‑нибудь нас увидит и донесет дядьке моего мужа, тогда точно мне не выжить. Забьют насмерть. — Валька, да что ты такое говоришь?! Еще не хватало, чтобы египтяне наших российских женщин били. Сдавай мужа в полицию — и дело с концом. — Он меня запер, — беспомощно произнесла я и всхлипнула. — А ключ? — Забрал. Я тут уже третьи сутки валяюсь. И то я узнала, какое сегодня число, только по радио, оно на кухне работает. То в беспамятстве была, то приходила в сознание, но теперь вроде бы оклемалась. — Ничего себе оклемалась: у тебя не лицо, а один большой синяк. Жуть! А что теперь делать‑то? — Телефон мобильный тоже разбил, — жаловалась я Клаве. — Вдребезги. — Как же он тебя не убил‑то? — Сама не знаю. Наверно, родилась в рубашке. Чудом осталась жива. — И почему твоя квартира не на первом, а втором этаже? — задумалась Клава. — Прыгать высоко — ноги переломаешь Сейчас хоть ходить можешь, а потом и того не будет. Жалко, моего перца еще нет. Напарник говорит, что он до сих пор не выздоровел. — Ты Хасана имеешь в виду? — Конечно. У меня пока один перец. — А что бы он смог сделать? — Я бы его заставила к тебе на балкон запрыгнуть. Он бы в квартиру прошел, во входной двери покопался бы с какой‑нибудь отверткой, может быть, и смог бы ее открыть. Если нет, то ногой бы вышиб. — Клава, ну ты такие вещи говоришь…. — Какие? — Как бы он на второй этаж запрыгнул? Это же не первый, высоко же. И твой Хасан не шимпанзе. — Да он круче, чем шимпанзе: для него это не высота. — Он у тебя особенный, что ли? У него же ноги короткие, сюда запрыгнуть он точно не сможет. — Это мы с тобой не сможем, — согласилась со мной Клава. — А они знаешь как прыгают — дай бог каждому! — Кто это — они? — Я никак не могла понять Клаву. — Да эти перцы, арабы. Он же когда есть захотят, за бананами лазят с одной пальмы на другую. Может, у Хасана снаряжение какое есть. Египтяне к любым условиям приспособлены: если им какая женщина понравится, то они и на третий этаж смело запрыгнут. Клава замолчала и заговорила серьезным голосом: — Валька, а что делать‑то? — Ума не приложу, — с болью в голосе ответила я. — Хотя ума‑то у меня уже, пожалуй, нет. Мозги все муж отбил. — Может, я со своего телефона тебе полицию вызову? Ты мне только адрес скажи. Я сразу подумала о том, что у Ахмеда есть запись нашего с ним разговора, и поняла, что вызывать полицию Клаве не стоит. — Нет, полицию не надо. — Араба своего боишься? — Мне кажется, что я уже собственной тени боюсь. Клава внимательно всмотрелась в мое лицо и спросила меня участливо: — Валя, может, я в аптеку пока схожу, а затем к тебе поднимусь, и мы вместе с тобой с дверью попробуем что‑нибудь сделать? Дверь‑то крепкая? — Да нет, слабенькая. — Тогда, может, мы и в самом деле справимся без посторонней помощи. — Давай попробуем. — А в аптеку сходить? Давай я тебе что‑нибудь обезболивающее куплю и мазь от синяков, ссадин и ран. Тут аптека недалеко есть. Тебе обязательно нужно обезболивающее выпить — ты почувствуешь себя значительно легче. Я молчала и смотрела на Клаву. — Ну, что ты молчишь? Мне в аптеку идти? — У меня денег нет. — А при чем тут деньги? — Да при том, что мне не на что купить лекарства. Нет у меня ни цента. — Да брось ты! — махнула рукой Клава. — Не нужно мне никаких денег. Что мы, русские люди, уже бесплатно друг другу помощь не можем оказать, тем более за границей. — Спасибо. — Тогда я в аптеку пошла, а ты тут стой и меня жди. — А мне идти некуда. Клава пошла в аптеку, а я зашла в комнату для того, чтобы снять с себя полотенце и одеться. Услышав, что в замке поворачивается ключ, я бросилась к пляжной сумке, стоящей у самого входа, засунула в нее руку и вытащила пистолет. Затем я прижалась к стене и сняла пистолет с предохранителя. Я вспомнила, что так делали герои остросюжетных фильмов. Мной овладел жуткий страх, который просто сковал все мое тело. Я знала и чувствовала, что Валид вернулся сюда лишь за тем, чтобы посмотреть, жива я или мертва, и если он увидит меня, стоящей на ногах, то изобьет так жестоко, что я уже вряд ли когда‑нибудь встану. Я дрожала так сильно, что с трудом удерживала в руках пистолет. Такое впечатление, что я превратилась в пучок оголенных нервов. Мне казалось, что входная дверь открывается целую вечность. Потом послышалась арабская речь, и я поняла, что Валид разговаривает с кем‑то из проходящих мимо соседей. Я вспомнила все унижения, через которые мне довелось пройти благодаря своему мужу, и меня охватила сильнейшая дрожь. Я знала, что обязана выжить, потому что я хочу жить, хочу увидеть маму, своих друзей и Москву. А для того, чтобы выжить, я должна собрать всю свою силу воли в кулак и себя защитить. Мне было больно оттого, что человек, который сейчас вошел в квартиру, так жестоко растоптал мою жизнь, пройдясь по моей душе своим начищенным ботинком. Он одним махом разрушил мой мир и наплевал на то, что мне было так дорого. Сейчас я отчетливо понимала, что полюбила не мужчину, я полюбила ЧУДОВИЩЕ. ЧУДОВИЩЕ, которое умело хорошо маскироваться под милого, доброго и душевного человека. На самом деле этот «душевный» человек был слишком расчетливым, коварным, лживым, грубым и жестоким. Совсем недавно я безумно его любила, буквально таяла от его слов, а теперь я его так сильно боюсь, что испытываю всепоглощающий страх даже при одном воспоминании о нем. Когда‑то он рассуждал о людях и любил делать заключение, какое у них сердце: светлое или черное. Так вот, мне стало казаться, что у этого человека вообще нет сердца и мне необходимо в этом убедиться. Я должна выстрелить ему в спину. Я должна… Если у него есть сердце, то оно остановится, если сердца, действительно, нет, тогда мой мучитель останется жив. |