Онлайн книга «Взывая к мифу»
|
Бавкида трогательно заботится о своем престарелом муже Филемоне, прося забредшего к ним путника понизить голос, чтобы не нарушить сон Филемона. Старикам говорят о планах Фауста расчистить всю эту землю, но им обещают, что позволят остаться на месте. Но Фауст противоречив. Я поспешил… Но пусть золою
И пеплом станут липы те, —
Я скоро башню там построю,
Чтоб вдаль смотреть на высоте;
А стариков найду тогда я
На новоселье – и простят
Они обиду мне, встречая
В довольстве дней своих закат.
Он посылает Мефистофеля сообщить старикам, что их переселят в новый дом. Но Мефистофель возвращается, сообщая, что там случилась драка с незнакомцем. Стучались мы, ломились там,
Но все не отворяли нам;
…
Не много было тут возни:
От страха умерли они.
Об их доме: И запылало все костром,
На горе жертвам нашим трем.
Фауст взрывается от негодования: К моим словам вы глухи были?
Не мена это, а разбой!
Проклятье вашей дикой силе!
Его делите меж собой.
Но он уже полностью захвачен своими грандиозными планами по окультуриванию мира. Громаду за громадой
Рабочих здесь нагромождай,
Приманкой действуй, платой и наградой
И поощряй и принуждай!
И каждый день являйся с донесеньем,
Насколько ров подвинут исполненьем.
…
Прочь отвести гнилой воды застой —
Вот высший и последний подвиг мой!
Я целый край создам обширный, новый,
И пусть мильоны здесь людей живут…
Это, бесспорно, лучший из аспектов промышленной революции – иллюстрация достойного всяческой похвалы прогресса! Постройка защитных дамб, организация для людей ферм – дело благородное. Интересно, что Кеннет Кларк, описывая особенности искусства прошлых времен, обращает внимание на те фотографии девятнадцатого века, на которых запечатлены не живописные картины, а поезда, мосты и туннели, другие конструкции, воплощавшие собой инженерное искусство того времени, результаты труда мужчин, а не женщин. Сэмюэл Смайлс – английский автор девятнадцатого века – написал свою книгу «Жизнеописания инженеров», явно противопоставляя ее написанной во времена итальянского Ренессанса книге Вазари «Жизнеописания художников». Тогда это выглядело так, будто патриархальные представления о жизни почти достигли своего высшего могущества. Но не совсем. Фауст так и не может воспринять Заботу (это любопытный персонаж, введенный в пьесу для проверки Фауста [190]). Оставляя его в печальном настроении, Забота говорит: Всю жизнь вы, люди, слепы: ты, старик,
Ослепнув, встреть свою кончину!
Фауст подходит к тому моменту, когда уже почти готов произнести роковые слова, которые означали бы нарушение его первоначального обещания, данного Мефистофелю: Я предан этой мысли! Жизни годы
Прошли не даром; ясен предо мной
Конечный вывод мудрости земной:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной
Дитя, и муж, и старец пусть ведет,
Чтоб я увидел в блеске силы дивной
Свободный край, свободный мой народ!
Тогда сказал бы я: мгновенье!
Прекрасно ты, продлись, постой!
Мефистофель не слышит слов «тогда сказал бы». Но такое заявление в любом случае субъективно является проигрышем дьяволу. Как бы сказал Фрейд, Фауст допускает для себя возможность состояния удовлетворенности, а это и есть фактически капитуляция перед Мефистофелем. Отрицания не имеют значения в снах или других фазах бессознательного. В человеческом мозгу просто всплывает образ какой-то персоны или вещи – этого достаточно. В этот момент Фауст, наконец, допускает возможность достижения спокойствия и счастья. Так что это важнейшее пари проиграно! Спасение Фауста Фауст падает замертво, и дьявол подхватывает его тело со следующими словами: Простерто тело, дух бежать готов;
Я покажу кровавую расписку…
«Слева раскрывается страшная адская пасть», – такова при этом сценическая ремарка. Но к нашему вящему удивлению, планы дьявола нарушаются хором юных ангелов – вестников милосердия, которые появляются и разбрасывают перед Мефистофелем розы. Их песнь: Розы блестящие,
Амбру струящие,
В небе парящие,
Животворящие,
Ветки крылатые
Почки разжатые —
Все расцветай!
Вкруг изумрудной
Зеленью чудной,
Пурпуром красным,
Вешним днем ясным
В блеске достойном
Встань над покойным,
Радостный рай!
Мефистофель не только смущен окружающим его водоворотом из лепестков роз, но он также – и больше всего – испытывает сексуальное влечение к этим юным ангелам [191]. Действительно, эта сцена несколько комична и феерична: дьявол попался в свою собственную ловушку сексуального вожделения! Вероятно, Гете в душе посмеивался, описывая все это: дьявол пытается отбиться от ангелов, но безрезультатно – из-за своих собственных неконтролируемых сексуальных влечений («Премилые какие мальчуганы!» [192]). Хор ангелов продолжает петь свою песню: |