Книга Средь бала лжи, страница 40 – Евгения Сафонова

Арон смотрел на брата, не опуская руки с плеча госпожи Лиден.

Тёмные глаза не-Лив, смотревшие на него в ответ, были невозмутимы и внимательны.

— Вердикт, — наконец мягко напомнил Лиар. — Я и так его узнаю, но хотелось бы услышать от тебя.

— Я не играю по твоим правилам, — тихо проговорил Арон.

— Играешь, братишка, играешь. Даже если сам этого не понимаешь. Если хочешь, я уйду, но теперь у меня есть открытая дверь в этот дом. Однажды заняв чьё-то тело, в другой раз мне не потребуется ни разрешений, ни зеркал. И я вернусь позже, только и всего.

— Уходи.

— Значит, вот твой ответ? Ладно. — Амадэй явно нисколько не огорчился. — Что ж, оставляю тебя наедине со сложным выбором между долгом и желанием. Могу облегчить его только одним: клянусь, я не допущу, чтобы с моей девочкой что-то случилось. И советую держать Лив поближе к себе. Мало ли когда я захочу тебя навестить… До встречи.

В следующий миг Лив, закрыв глаза, обмякла в кресле.

Наконец вырвавшись из ослабевшей хватки Арона, госпожа Лиден кинулась к ней.

— Лив? Лив! — она отчаянно похлопала девочку по щекам. — Милая, очнись!

— Она не очнётся, — каким-то обесцвеченным голосом сказал Арон. — Пока.

Старушка растерянно оглянулась на него, — но амадэй смотрел только на девочку, полулежавшую в кресле.

Невидящими глазами.

Потом, резко повернувшись на пятках, он направился к лестнице.

— Ты куда? — вскинула голову госпожа Лиден.

— Одеваться, — не оборачиваясь, бросил Арон.

— Зачем?

— Люди ждут меня.

Старушка оторопело смотрела ему в спину.

— В конце концов, он действительно не допустит, чтобы с Ташей что-то случилось, — едва слышно бросил Арон через плечо. — Я знаю. Знаю…

* * *

Кончик смычка падал в миниатюрном пике, чтобы снова взмыть ввысь: волшебной палочкой, плетущей колдовскую сеть сияющих звуков. Тонкие пальцы легко порхали по струнам, казалось, касаясь едва-едва — а звук был бархатистым, обволакивающим и мягким. Скрипка пела, и голос её был нежен, печален и страстен; голос влюблённого, шепчущего то, что хотелось бы прокричать на весь свет.

Таша любила смотреть, как Алексас занимается на скрипке — пусть даже во время занятий лицо его часто кривила яростная гримаса, и тогда с губ срывалось досадливое рычание, а смычок разрубал воздух, словно клинок. Фальшивые ноты проскакивали в новых пьесах с частотой блох на бродячем псе, особо трудные места отрабатывались десятками повторов, приедаясь в ушах назойливым мотивом; но Таша всё равно время от времени приходила, чтобы тихо сесть и слушать в уголке. Впрочем, она не решалась надоедать своему рыцарю слишком часто.

Зато часто просила в конце занятий спуститься к ней в комнату и сыграть что-нибудь им с Лив.

Алексас просьбу своей королевы исполнял охотно. Вот и сейчас спустился, чтобы звуками музыки поспособствовать её выздоровлению. И Таша смотрела, как творят чудо руки, на эти минуты обратившиеся руками волшебника, как светится вдохновенной печалью его лицо, как дрожат длинные ресницы полуприкрытых глаз; слушала, как поёт скрипка, увлекая тебя туда, где нет горести и слёз, где всегда солнечно, где нет смерти, где вечна любовь…

Последние трели истаяли под пальцами. Канифоль смычка осыпалась, точно пыль с крыльев бабочки.

Тогда Алексас опустил скрипку и открыл глаза — а Таша и Лив, не сговариваясь, громко зааплодировали.

Юноша, улыбнувшись, поклонился и бережно уложил скрипку в футляр.

— Ты же лучший скрипач на свете! — горячо выпалила Лив. — Тебе надо во дворцах выступать!

Алексас, посмеиваясь, присел на край Ташиной кровати:

— Боюсь, тебе просто не с кем сравнивать, юная лэн.

— Что это было? — спросила Таша хрипло.

— Шоссори, «Поэма». Вообще это сольно не исполняется, но за неимением клавикорда…

— И так здорово получилось, — заверила его Таша.

— Ваша похвала, моя королева — лучшая награда, — в меру иронично улыбнулся юноша. — Как ты?

— Пре… кха… прекрас… кха-кха-кха…

Алексас бережно держал её за плечи, пока Таша сгибалась в судорожном кашле. Музыка помогла ей на время забыть о болезни и боли, но те никуда не ушли: виски ныли, глаза горели, а горло будто драли изнутри кошачьи когти.

Хорошо она Праздник Жатвы отмечает, ничего не скажешь. Хотя и другие немногим лучше, — ливень за окном бесцеремонно барабанил по стёклам, праздничные огни среди поля расплывались в мокрой вечерней мгле. Ладно хоть шатры натянули… Тучи два дня зловеще ползали туда-сюда, предвещая непогоду, но разражаться чем-либо не спешили, оттягивая удовольствие и нагнетая обстановку.

Зато теперь — разразились.

— Ничего, Арон скоро вернётся, — когда Таша с трудом выпрямилась в постели, грустно сказал её рыцарь.

— Это всё потому, что вы купались, — заявила Лив, сидевшая на подоконнике и болтавшая тонкими ножками. — Сами купались, а меня не взяли!

— Холодно было, вот и не взяли, — с трудом выговорила Таша. — Я же не думала, что кому-то приспичит купаться, и он меня в воду за собой утащит, какха-кха… как водный дух какой-то.

— А вам, значит, не холодно было!

— Как выяснилось, тоже холодно. — Алексас совестливо поправил Таше одеяло. — Ну прости, прости. Я же не знал, что ты у нас такой хилой окажешься.

— Теперь знае… кха-кха…

— Нет, так дело не пойдёт, — решительно произнёс Арон, секундой раньше толкнувший дверь в комнату. — Куда это годится? Когда я уходил, ты так не кашляла.

— Времена меняются, — едко заметил Алексас, уступая амадэю место на краю кровати.

Арон положил одну ладонь на Ташин лоб, другую — на горло. Прикрыл глаза.

Он не шептал таинственные слова. Не чертил руны. Не творил замысловатые пассы.

Но когда он убрал руки, Таша поняла, что чувствует себя очень даже хорошо.

— А теперь спать, — велел амадэй, поднимаясь на ноги. — Я забрал боль и жар, но излечивать тебя полностью не стал. Пусть тело не отвыкает от борьбы. И лучше не мешать ему твоим бодрствованием.

Таша, натянув одеяло по подбородок, задумчиво взглянула на Арона снизу вверх. Ей вдруг пришла в голову мысль озвучить просьбу, которую давно хотелось, но было слишком страшно озвучить.

С другой стороны… больные девочки ведь имеют право на маленькие капризы, верно?

— Лягу, — отважилась произнести она, — если расскажешь перед сном что-нибудь интересное.

— Например?

Таша коротко выдохнула.

— Что-нибудь… про твоё детство.