Онлайн книга «Средь бала лжи»
|
— Он ничего не выбивал, он добивался настоящей цены! Цверги — известные скупердяи! Брошенный на неё взгляд резал насмешкой, словно стеклянной кромкой. — Это Арон тебе сказал? Таша разомкнула губы, — и промолчала. — Мне лучше знать, сколько стоил этот перстень. — Алексас отвернулся, спокойно и чуть отстранённо глядя вперёд. — О, смотри, симпатичный магазинчик. Заглянем? Таша замерла напротив одежной лавки, пока рыночная толпа пёстрой рекой струилась мимо них. Сказать или нет?.. — Алексас… — Да? Таша облизнула пересохшие губы. — Я… Слова, так складно собиравшиеся вместе в сознании, куда-то терялись по дороге к гортани. — Я слушаю, — мягко проговорил Алексас. Таша отвела взгляд. — Я… …ну же, шептал тоненький голосок в её сознании; говори… …говори: «я не узнаю тебя, Алексас. Ты стал другим, стал жёстче, взрослее…» — Просто… …говори: «да, тому есть причина — конец Двоедушия, слияние сознаний, — но ты должен был стать Джеми с чуточкой Алексаса или Алексасом с чуточкой Джеми, а в тебе нет ничего от Джеми и осталось не так уж много от прежнего тебя…» — Подумала… …говори: «и не могу сказать, что мне не нравится тот, кем ты стал, но иногда я думаю… …кто же ты теперь?» — Что подумала? Таша глубоко вздохнула. — Что… что это всё, в сущности, неважно. — Она растянула губы в улыбке. — Прости. Подумаешь, болты. …трусиха, презрительно прокомментировал голос разума, — и Таша была с ним согласна. Алексас, мельком пожав плечами, отвернулся. — Надеюсь, — бросил он через плечо, толкая дверь лавки, — позже ты всё-таки выскажешь мне, что хотела. Сердце почему-то нервно дёрнулось. — Я… — Позже. — Оглядев вывешенные на стенах платья, штаны и рубашки, Алексас улыбнулся молоденькой продавщице, трогательно зарумянившейся и поспешившей к ним, оправляя юбку. — А сейчас мы подберём вашему высочеству новые одеяния, достойные красоваться на вас. * * * — Только встала, а уже темно, — пожаловалась Таша, выходя из ванной комнаты, на ходу ожесточённо вытирая голову полотенцем. — Темнеет рано, а я разбудил тебя довольно поздно. — Алексас сосредоточенно разводил склянку с красителем в тазу с водой, выпрошенном у служанки. По соседству лежал гребень и ножницы, которые он зачем-то тоже приобрёл в «Кокетке». — Садись. Повесив за спинку стула одно полотенце и плотнее закутавшись в другое, заменившее ей халат, Таша опустилась на стул: — А мне казалось, для покраски не надо мочить голову. — Верно. — Сняв полотенце со спинки, Алексас накинул его на Ташины плечи. — Зато для стрижки — надо. Таша, вздрогнув, уставилась на него. — Ты… собираешься… меня постричь? — Ты оценишь все преимущества отсутствия волос, раз. На такую гриву, как у тебя, изведёшь флаконов десять красителя — два. — Он взял в руки ножницы. — И это неотъемлемая часть твоей маскировки — три. Таша беспомощно взглянула в зеркало. Намокнув, золотистые пряди завились колечками. Длинные, тяжёлые, красивые. Единственное, что Таша всегда считала в себе безоговорочно красивым… — Алексас, я не могу. — Почему? — Они… Я всегда была с длинными волосами. Сколько себя помню. Мама никогда меня не стригла, только подравнивала немного, говорила, стричь всё равно бесполезно… — Таша отчаянно стиснула кулаки. — Я не могу, понимаешь? — Можешь. И сможешь. — Синева глаз Алексаса была холодной, как небо за окном. — Таша, повзрослей наконец. Тебе приходилось идти на куда большие жертвы, чем стрижка волос, и ещё придётся. В ином случае ты увидишь своих друзей на плахе. Если вообще увидишь. Таша опустила голову; пугающая перемена в поведении Алексаса не отменяла того, что он говорил исключительно здравые вещи. Жертвы… — Режь уже, — обречённо закрыв глаза, едва слышно прошептала она. Странно, но что-то успокаивающее было в том, как Алексас расчёсывал мокрые пряди и щёлкал ножницами. Как с шёлковым шелестом падали на пол отрезанные пряди. И забавное, удивляющее ощущение: когда с каждым движением его рук голова становилась всё легче, легче… — Раз Мариэль говорила, что их бесполезно стричь, — щёлк, — значит, никакой трагедии нет. — Щёлк. — Они быстро отрастут заново. Ещё гуще, чем были. — Щёлк-щёлк. — Всё хорошо, моя королева. К слову, за парик из таких волос, уверен, многие прекрасные лэн перетравили бы друг друга. Сказал бы «передрались», но это не в правилах прекрасных лэн. Может, наведаться с остриженными волосами к парикмастеру, как думаешь? Заодно и подзаработаем. Его голос тоже успокаивал. Это был голос прежнего Алексаса — искрящегося, ироничного и заботливого. Её рыцаря. Каким бы ребячеством кому-то ни казалось это рыцарство, Алексас ведь был настоящим рыцарем: верным, преданным, готовым положить за неё жизнь. Только что же с ним всё-таки стало?.. — Всё. — Алексас положил ножницы. Придирчиво оглядев результат, обмахнул Ташины плечи и снял полотенце. — Теперь красим. — Он подвинул таз к краю стола. — Задержи дыхание. После нескольких погружений в мутную воду Таше наконец милостиво протянули полотенце. Потом, когда она угрюмо вернула Алексасу кусок махровой ткани, насквозь промокший — не испачканный, и то хорошо: красители заговаривали только на волосы, — её рыцарь щёлкнул пальцами. На миг у Таши возникло странное ощущение, будто по голове растекается горячее сырое яйцо. В следующий миг Алексас отступил в сторону, открывая обзор зеркала. — А теперь, когда я их подсушил, — произнёс он, — смотри. Стрижка была короткой. Действительно короткой. С чёлкой, вившейся кудряшками до бровей. А её волосы… Они стали чёрными. С характерным блеском: как чёрный шёлк или вороново перо. Волосы едва прикрывали уши. Неприкрытая шея казалась длиннее и тоньше, короткие пряди подчёркивали высокие скулы и чуть раскосый, несколько хищный разрез глаз. На контрасте с волосами Ташина светлая кожа казалась ещё светлее; брови и ресницы тоже стали чёрными, оттеняя жидкое серебро глаз. И в целом Таша стала… старше. Гораздо старше, чем маленькая испуганная девочка с мыслеграфии в новостном листке. — Скажи мне, — сказал Алексас, улыбаясь, — кого ты видишь. — Девушку с очень плохой стрижкой, — буркнула Таша. |