Книга Смерть и прочие неприятности. Opus 2, страница 8 – Евгения Сафонова

Эльен, о грядущем возвращении которого Ева успела благополучно забыть, застал их в обнимку по соседству с Дерозе: убрать виолончель пока было недосуг. И если Ева дернулась, когда дверь открылась — невольно, пусть даже к тому моменту они уже просто лежали рядом, — Герберт даже не шелохнулся.

Впрочем, здесь аристократы привыкли не замечать слуг. А у тех, судя по неуловимости скелетов, встречи с которыми за все время своего пребывания в замке Рейолей Ева могла пересчитать по пальцам, умение быть незаметными за жизнь входило в плоть и крови. Ну и в кости, остававшиеся после утраты того и другого. Наверное, вскоре Ева тоже привыкнет… Привыкла же, к примеру, валяться на кровати прямо в туфлях — Эльен в свое время убедительно ей растолковал, что в светском обществе принято спокойно забираться с обутыми ногами и на диваны, и в кресла, и в застеленные постели. Туфли снимают исключительно перед сном, никак не для коротких отдохновений, а о чистоте полов, мебели и покрывал пусть заботятся слуги.

— Чем занимался? — поборов неловкость, спросила Ева, когда призрак безмолвно удалился, оставив фейр и печенье на прикроватном столике.

— Воскрешающей формулой, — пробормотал Герберт ей в волосы. Обнимая ее сзади, как дома Ева обнимала подаренного Динкой огромного плюшевого медведя: скорее сонно, чем страстно.

— Для меня?..

— Для кого же еще.

Новость была для Евы в новинку. Она-то уже свыклась с мыслью, что без посторонней помощи в деле ее воскрешения некроманту никак не обойтись.

Но, как выяснилось, он все-таки пытался.

— И как успехи?

— Не слишком хорошо.

Повернувшись в его руках, Ева кончиками пальцев обвела фиолетовые тени, кругами расползавшиеся у Герберта под глазами. Лишь сейчас задаваясь вопросом, сколько же, собственно, он спит. Вчера после ухода Миракла они разошлись довольно рано, но Герберт выглядел человеком, который высыпался разве что откуда-то. Да и когда бы ему нормально спать? Вся эта возня с пророчеством, уроки и другое времяпровождение с ней, забота о землях под его управлением, а тут еще и формула…

— Не расстраивайся. Даже для тебя изобрести такое с первого раза было бы слишком сказочно.

— Я работаю над ней неделю, — глядя в точку чуть выше ее бровей, проговорил некромант едва слышно. — Пока не вывел даже черновик, с которым можно было бы приступить к опытам. Слишком много сложностей. Слишком много факторов, которые нужно принять в расчет.

— У тебя сейчас слишком много других забот, чтобы ты мог как следует на ней сосредоточиться, — уверенно напомнила Ева. Искренне радуясь, что анализ собственных ощущений не обнаружил тревоги по этому поводу: меньше всего на свете Герберту сейчас были бы нужны ее расстройства и сомнения. — Как разберемся с пророчеством, дело пойдет на лад. К тому же Айрес может помочь, ты сам говорил.

— Да. Говорил. — Помолчав, он погладил ее губы нежным коротким поцелуем. — Сыграешь мне?

Ева, помедлив, села. Потянулась за Дерозе, думая о том, о чем предпочла бы не думать.

Она хотела, но не могла забыть некогда брошенные Гербертом презрительные слова о «мертвых прелестях». И иногда ей становилось интересно, были ли Герберту самому приятны его проявления нежности — или в первую очередь он проявлял их для нее. С одной стороны, полномерная приязнь при ее текущем состоянии была бы довольно странной — и попахивающей теми интерпретациями истории Белоснежки, где на поцелуй с девой в гробу (пусть даже красивейшей на свете) прекрасного принца толкнули вкусы даже более специфические, чем у достопочтенного господина Грея (не Дориана). С другой, Еве очень не хотелось чувствовать себя… ущербной. Каковой в некотором смысле она и являлась, пусть даже ущербность выдавала себя лишь пониженной температурой.

Герберт не хуже нее должен был понимать, как бы ранила ее демонстрация брезгливости с его стороны. Даже если и правда ее испытывал.

— Я не делаю того, чего сам не желаю, — послышалось с кровати, пока Ева устраивалась на стуле, выпрошенного у Эльена несколько дней назад. — Если вздумала переживать из-за всяких глупостей.

Дерозе замер между ее коленей, когда девушка невольно повернула голову:

— Ты что, еще и телепатией балуешься на досуге?

— Не тебе же одной быть проницательной. — Герберт сидел на постели, прислонив затылок к резному деревянному изголовью, глядя на нее с легкой необидной насмешкой. — У тебя все читается в глазах. Если только ты не стараешься что-то скрыть.

…«я прочел вину в его глазах»…

— Ты ведь не сдавал Айрес отца Миракла?

Вопрос вырвался импульсивно. В первую очередь потому, что он вот уже несколько дней очень хотел вырваться, — и сейчас, воспользовавшись расстроенностью Евиных чувств, наконец решился это сделать.

И Ева пожалела о нем сразу, как только увидела, как изменилось лицо Герберта: возвращая в его глаза голубой лед.

— А ты как думаешь?

Ответный вопрос прозвучал абсолютно бесстрастно. И пусть Ева не могла похвастаться слухом столь же тонким, как у Гертруды, она вполне расслышала другой вопрос, в действительности за ним скрывавшийся.

«Так ты тоже можешь от меня отвернуться?»

— Нет, — без раздумий ответила Ева. На оба вопроса разом, напряженными пальцами опущенной руки сжимая смычок. — Ты не предал бы его. Я в это не верю.

Он долго изучал взглядом ее черты. Словно выискивая ложь, притаившуюся в уголках глаз или изгибе губ.

Не находя.

— Я и не предавал.

Когда Герберт заговорил вновь, в глаза его уже вернулась жизнь. А вместе с ней — нечто, что помешало Еве с облегчением выдохнуть «я и не сомневалась». Печаль, слишком глубокая для простого сожаления о напрасности размолвки.

То, что Ева и сама назвала бы виной.

— Это был не я, — добавил Герберт. Так тихо, как прозвучало бы пианиссимо на струне под сурдиной. — Это была моя клятва.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 07.11:

Она лишь нахмурилась непонимающе. Наверное, потому что сложно было высказать вслух вопросы, еще больше бередящую его рану, за минувшие годы явно так и не затянувшуюся.

Но Герберт, естественно, и сам осознавал необходимость пояснений.

— Я принес Айрес клятву вассала. Магическую. Когда мне было пять. — Это он произнес уже в полный голос: спокойно, почти буднично. — Я тогда даже не понимал в полной мере, что делаю. И не боялся, ведь об этом просила моя милая, любимая тетя Айри.

Глядя в его лицо — в котором не проявилось ни капли сарказма, словами явно подразумевавшегося, — Ева на миг испытала жгучее желание встретиться с Ее Величеством Айрес прямо сейчас. И все-таки ознакомить ее с методами испанской инквизиции: чисто в образовательных целях.

О клятве вассала Ева тоже читала. Там же, где прочла о клятве Эйф. Ее усовершенствованную формулу вплетали в ритуал поднятия мертвых, и именно она создавала ту односторонне-подчиняющую связь, что существовала между некромантом и его слугами.