Книга Милая Роуз Голд, страница 27 – Стефани Вробель

Я припарковалась возле кафе «У Тины» и нанесла блеск для губ. Неподалеку я увидела красную «Камри», поэтому сразу вошла в кафе. Билли сидел за столиком в дальнем углу. Он улыбнулся и помахал мне. Я ответила ему тем же, а потом вытерла ладони о брюки. Мне так хотелось, чтобы все прошло хорошо.

– Спасибо, что приехала, – сказал он; я села напротив. – Я боялся, что ты передумаешь.

– Прости, что накричала, – ответила я. – Некоторые люди плохо со мной обращались.

Билли поерзал на стуле.

– Но я тебя не виню, – добавила я.

Он выдохнул.

– Как насчет того, чтобы начать все сначала? – предложил Билли, постучав пальцами по столу. Он был напряжен, хоть и старался этого не показывать.

Я заметила золотое кольцо на его левой руке.

– Ты женат? – спросила я, указывая на кольцо.

Билли кивнул:

– Мою жену зовут Ким.

Я попыталась представить эту женщину и решила, что она должна быть стройной и рыжеволосой. Совсем не похожей на мою мать.

– Как вы с Ким проводите свободное время? – спросила я.

Мне тут же представились захватывающие приключения: сафари, восхождение на Эверест – что-то в таком духе.

– У меня на заднем дворе есть огород: помидоры, огурцы, лук. Я даже сам их консервирую. – Билли помедлил. – Если честно, по выходным я обычно занят тем, что вожу детей на тренировки по баскетболу и плаванию.

Я удивленно захлопала глазами:

– У тебя есть дети?

Билли кивнул:

– Трое. Софи тринадцать, Билли-младшему одиннадцать, Анне шесть.

Это ведь мои единокровные сестры и брат, подумала я. Мне всегда хотелось сестренку или братика. Возможно, это мой шанс. Мы сможем вместе ходить на каток на Рождество, или в бассейн летом, или в кино на дневные сеансы по воскресеньям.

– И чем ты занимаешься там, в Индиане? – спросила я.

– Слишком много работаю. – Билли выдавил из себя смешок. – Я продаю страховки.

Мы немного помолчали. Его жизнь показалась мне чудесной, в ней всего хватало. Найдется ли в его сердце место для четвертого ребенка? Может, спросить об этом?

– Так Пэтти говорила тебе, что я мертв? – сказал Билли.

Я кивнула:

– Она сказала, что ты был наркоманом и умер от передозировки.

Билли опустил взгляд.

– А что, в этом есть доля правды? – спросила я.

Он вздрогнул и посмотрел на меня.

– Я никогда ничем не злоупотреблял. Разве что праздничного торта как-то раз переел. – Билли снова смущенно усмехнулся.

Мы оба поморщились оттого, насколько слабой вышла шутка, но от этого он начал нравиться мне даже больше. Наверное, это был пресловутый «отцовский юмор».

– Значит, ты вообще не принимал наркотики? – спросила я с надеждой и тут же возненавидела себя за свой жалкий тон.

Билли отрицательно покачал головой, и его лицо стало серьезным.

– Если не считать одного раза, когда я попробовал курить траву в колледже.

Я поверила в это. Лицо Билли Гиллеспи было таким безупречно чистеньким, что он напоминал резиновую уточку. Он относился к тому типу родителей, которыми ребенок обычно восхищается, потому что они всегда честны со своими близкими.

Официантка подошла, чтобы принять у нас заказ. Я выбрала лимонад и клаб-сэндвич, Билли попросил то же самое. Это явно было добрым знаком. Официантка удалилась. Повисло неловкое молчание. Билли прокашлялся, но ничего не сказал.

– Как вы с мамой познакомились? – спросила я.

– Я взял несколько курсов в Галлатине, маленьком муниципальном колледже в тридцати минутах езды от моего дома. Решил начать заранее, а потом перезачесть оценки по пройденным курсам, когда поступлю в университет Пёрдью на будущий год. Мы с Пэтти познакомились в столовой. Твоя мама была очень милой и легко флиртовала, не стеснялась сделать первый шаг. Она все приглашала меня сходить с ней в кино, и на третий раз я согласился.

Он сделал паузу, будто пытаясь ответить на незаданный вопрос: почему?

– Она была чертовски остроумна, – сказал Билли. – Мне нравилось проводить с ней время.

Официантка принесла нам по стакану лимонада. Мы с Билли одновременно потянулись за упаковками с сахаром. Еще один знак. Я улыбнулась, размешивая сахар соломинкой. Этот человек казался добрым и абсолютно нормальным. Может, мне не нужна мама. Может, на самом деле все это время мне нужен был папа. Я жестом предложила ему продолжить.

Билли отпил лимонада.

– С Пэтти было весело, но я тогда не искал девушку. Мне было двадцать два, я несколько лет работал в разных местах в родном городе и уже собирался пойти в университет. Ничто не должно было помешать мне получить образование. – Он уставился на меня. – Моя мама забеременела от отца, когда им было по восемнадцать, и они поступили так, как было положено, – поженились и остепенились. Никогда не покидали наш маленький дом. Родились и умерли в одной и той же больнице. Так и не увидели мир, ни о чем особенном не мечтали. Они считали, что счастье – это несерьезная жизненная цель. Хотя, возможно, «несерьезная» – не то слово. Скорее недостижимая.

Билли смял упаковку от соломинки. Он все время вертел что-то в руках, как ребенок.

– Ты не подумай, я уважаю выбор, который сделали мои родители. Но для себя я такой жизни не хотел. Поэтому, когда Пэтти сообщила, что беременна… – Билли умолк и отпил еще немного из стакана, а потом откинулся на спинку стула, как будто закончил свой рассказ. Но мне нужно было это услышать.

– Когда она сообщила, что беременна… – повторила я.

Он издал страдальческий стон:

– Нам обязательно вспоминать все это? Я ведь уже сказал, что мне очень жаль.

Здесь нужно было соблюдать осторожность: я не хотела, чтобы он передумал налаживать со мной отношения.

– Я просто хочу взглянуть на события твоими глазами, вот и все.

Билли пожевал губу:

– Я понятия не имел, как это вообще произошло. Она уверяла, что принимает противозачаточные. У них эффективность чуть ли не девяносто девять процентов, я это помню, специально узнавал. – Он потер глаза. – Пэтти заявила, что это знак, мол, этому ребенку суждено было появиться. Когда она предложила мне расстаться, я понял, что все это было спланировано. Меня попросту надули. – Последнее слово Билли произнес дурашливым тоном, чтобы разрядить обстановку, но на мгновение его зубы сжались, а улыбка не коснулась глаз. Мама называла такую улыбку «фальшивкой». Я поскорее прогнала мысль о ней.

– Два клаб-сэндвича, – объявила официантка и поставила тарелки на стол. – Может, что-нибудь еще?

Я покачала головой и принялась за картошку фри.