Книга Милая Роуз Голд, страница 68 – Стефани Вробель

Уже две недели у меня в голове не умолкал голос, он все кричал: «Лгунья! Лгунья! Лгунья! Лгунья! Лгунья!» Это напоминало противоугонную сигнализацию, которую нельзя выключить. Вчера я даже разбила тарелку, думая об этом.

Выбросив пластиковые лоточки, я плюхнулась в кресло и постучала пальцами по подлокотнику. «Русалочку» на этой неделе я смотрела уже четыре раза. Мой взгляд упал на Кустика, который стоял в углу. Отыскав ножницы, я поняла, что вчера уже срезала у него все засохшие листья. Я ткнула пальцем в землю – влажная, поливать не надо.

Побродив по квартире, я зашла на кухню, открыла холодильник и уставилась на приправы и соусы, расставленные в алфавитном порядке. Внезапно вспомнив, что мама расставляла их так же, я начала передвигать бутылочки, пока все три полки не поглотил хаос. При этом я локтем задела одну банку, и она свалилась на пол. Стекло разбилось, по кухне разлетелись маринованные огурцы.

Я сжала руки в кулаки и закричала. Кричать мне нравилось. В последнее время я часто это делала. Обычно я зажимала себе рот подушкой, чтобы соседи не услышали меня и не вызвали полицию. Не убрав огурцы, я пошла в спальню. Там мне на глаза попалась лежавшая на кровати подушка. Я схватила ее за углы и изо всех сил потянула их в разные стороны. Мои руки тряслись – то ли от напряжения, то ли от ярости. От звука рвущейся ткани по телу пробежала приятная дрожь. Наполнитель посыпался мне под ноги. Я будто бы оказалась на облаке.

Стук в дверь вывел меня из оцепенения. Я моргнула, бросила то, что осталось от подушки, на кровать и побежала к двери. Когда в этой квартире в последний раз был кто-то, кроме меня? Наверное, шесть месяцев назад, когда курьер приносил посылку с «Амазона»…

Я распахнула дверь. В коридоре стояла миссис Стоун. Как она прошла в здание? Мне захотелось захлопнуть дверь у нее перед носом. Хотя… Возможно, мне не повредит немного пообщаться с кем-то, кто не работает в «Мире гаджетов». Может, бывшая мамина подруга мне еще пригодится.

– Здравствуй, милая, – сказала миссис Стоун и осмотрела меня с ног до головы, будто боялась, что я прячу бомбу под одеждой.

Интересно, что эта женщина увидела перед собой? Сегодня я не ходила в душ и даже в зеркало на себя не смотрела. Какой смысл, если у меня выходной?

– Какая приятная неожиданность! – сказала я, натянуто улыбнувшись.

– Ты так давно не заходила. Я подумала, что стоит тебя навестить. Можно пройти? – Миссис Стоун жестом указала на мою квартиру.

Я открыла дверь пошире, впустила миссис Стоун, забрала у нее пальто и повесила его на стул. Она прошла мимо меня и стала внимательно осматриваться. Я не знала, что она ищет. Пожалуй, она достойна медали за способность выводить других из себя: в моей квартире Мэри Стоун провела меньше тридцати секунд – и уже умудрилась взбесить меня.

– Как дела на работе? – спросила миссис Стоун, пройдя на кухню и замерев у холодильника. – Ой, что это?

Я вспомнила про раскатившиеся по полу огурцы.

– Я как раз собиралась убрать, – ответила я, наклоняясь за несчастными мокрыми овощами. – Случайно уронила.

Миссис Стоун прижала ладони к щекам с присущей ей излишней эмоциональностью.

– Ох, милая, с тобой все в порядке?

Вот бы никогда в жизни больше не слышать этот вопрос. Я начинала понимать, что есть вещи похуже одиночества. Например, общество неприятного человека.

Я выбросила огурцы и принесла мусорное ведро к холодильнику. Потом, опустившись на колени, начала подбирать осколки стекла.

– Солнышко, зачем же голыми руками! Ты порежешься. Осторожнее.

Поглаживая какой-то осколок, я прикрыла глаза и представила себе, что́ кусок стекла может сделать с некоторыми жизненно важными сосудами на шее миссис Стоун. Потом я вернулась к уборке, причем делала все голыми руками, проигнорировав предупреждение маминой бывшей подруги.

– Все в порядке, миссис Стоун? – спросила я, подняв взгляд.

Она немного помялась в нерешительности, но потом все-таки спросила:

– Я слышала, что ты навещала свою мать в тюрьме. И что ты отменила решение суда о запрете на общение.

Господи Иисусе, неужели так трудно не совать свой долбаный нос в чужие дела?

Бросив выразительный взгляд на миссис Стоун, я отправила последний крупный осколок в ведро и начала вытирать рассол полотенцем. Миссис Стоун молчала.

– Значит, это правда? – наконец спросила она, теребя пуговицу своего кардигана цвета фуксии.

Я подошла к шкафу в коридоре, достала щетку и совок и вернулась на кухню.

– Да, это правда.

Я смела мелкие осколки щеткой в кучку. Миссис Стоун, увидев, что я делаю, торопливо схватила совок и подставила его поближе к осколкам. Я замела весь мусор на него, а она стряхнула все в ведро. Забрав совок у нее, я отнесла его вместе с щеткой обратно в шкаф. Миссис Стоун вышла следом за мной, и мы отправились в гостиную. Там я села в кресло, а моя незваная гостья осталась стоять. Она не знала, чем занять руки, и потому продолжала крутить пуговицу.

– Может, это и не мое дело, – сказала миссис Стоун, прокашлявшись, – но почему?

Вот именно, черт побери. Не твое собачье дело.

Я широко распахнула глаза – сама невинность.

– Ну, она все-таки моя мать.

Миссис Стоун скривилась, как будто я предложила ей съесть огурцы с пола, причем прямо вместе с осколками.

– После того, что она с тобой сделала, ты ничего ей не должна.

Раньше мы с миссис Стоун избегали этой темы. Пожалуй, нам обеим хотелось поменьше думать о том, как моя мать обхитрила нас и как глупо было с нашей стороны вестись на ее вранье столько лет. Я-то, по крайней мере, была ребенком. Миссис Стоун, наверное, чувствовала себя полной идиоткой, ведь она купилась на все эти выдумки, будучи взрослым человеком. Сейчас она явно была в ярости. Я никогда не видела, чтобы у нее так раздувались ноздри.

– Она отсидела уже больше четырех лет, – сказала я, сложив руки на коленях и сцепив пальцы. – Вам не кажется, что мама заслужила второй шанс?

Миссис Стоун сжала губы, превратив их в тонкую линию.

– Нет. Я думаю, что тебе лучше держаться подальше от этой женщины.

Наверное, пока лучше не сообщать Мэри о том, что я встретилась с Джеральдом и Мейбл Пибоди. Они согласились продать мне дом подешевле. По словам Мейбл, это было меньшее, что они могли для меня сделать после такого «непростого» детства. Она в свое время дружила с моей бабушкой и заявила, что моя мать была «дурного семени».

Купить дом я могла, лишь отказавшись от красивых белых зубов. Это решение далось мне нелегко. Сколько я себя помнила, каждый раз, когда в минуту радости уголки моих губ начинали приподниматься, в голове проносилась мысль: стой. Мне нельзя было улыбаться. Но я скопила денег для того, чтобы можно было это исправить. Я столько лет мечтала радоваться без смущения. Что могло быть важнее уверенности в себе и счастья?