Онлайн книга «Обольщение»
|
Доминик спрашивал себя, почему его щеки продолжали предательски гореть. – Вряд ли, – резко бросил он. – Я не люблю подобных допросов. В любом случае она сейчас гостит в моем доме, и ты, несомненно, с ней увидишься. – Ого, как ты рассердился! Эта тема – эта женщина – сбивает тебя с толку, – нахмурилась Надин. – Я не знаю, как вести себя в таких… таких обстоятельствах. Я потеряла тебя, но не из-за войны, а из-за другой женщины – любовницы! – Ты не потеряла меня – ты никогда меня не потеряешь, – пообещал Доминик, нисколько не кривя душой. – Я потеряла тебя, если ты добиваешься ее любви, не моей. Он задумчиво смотрел на Надин. Возможно, в некотором смысле она была права. – Ты расстроена, но не так, как может быть расстроена брошенная невеста. Лицо Надин исказила гримаса. – Я не хочу выходить замуж, но я действительно расстроена. Я в замешательстве. Мы не виделись два года – и все же мы знаем друг друга с детства! – Именно поэтому я всегда буду тебе самым преданным другом, – попытался успокоить ее Доминик. Но Надин не слышала его, она лишь часто моргала, пытаясь справиться с подступавшими слезами. – Я хочу, чтобы ты был счастлив. Но она – лишь твоя любовница. Если, конечно, ты действительно не любишь ее. Ты подумываешь о том, чтобы жениться на ней? Настал черед Доминика прийти в замешательство. Он вдруг спросил себя, что думал бы о браке с Джулианной, если бы Великобритания и Франция не находились в состоянии войны, если бы во Франции была восстановлена конституционная монархия. Их разделяло гораздо больше, чем политические разногласия и война. Доминик думал о своем месте в обществе. Брак с Джулианной был бы непростым, требующим немалых сил, но не невозможным – в обычные времена. – Ты подумываешь о том, чтобы жениться на ней? – переспросила Надин, изумленная его молчанием. Положа руку на сердце, Доминик не знал, что ответить. Не он ли подозревал Джулианну в вероломстве не далее как этим самым утром? – Я с большой нежностью отношусь к ней, но наши отношения перегружены конфликтами. – И что же, черт возьми, это означает? Она требует, чтобы ты женился на ней? – Нет. – Что же может провоцировать конфликты между тобой и твоей любовницей? Доминик колебался, не зная, стоит ли посвящать Надин во все детали. Разумеется, рано или поздно она узнает о политических убеждениях Джулианны, ведь Катрин ни за что не скроет подобных фактов от Надин. – Ты должна кое-что знать. Она – якобинка. Надин потрясенно уставилась на него, не веря своим ушам. Доминик бросился защищать Джулианну: – Она спасла мне жизнь, Надин, и просто не понимает подлинной сущности революции. У нее нет ни малейшего представления о той анархии, которая творится сейчас во Франции! В сущности, ее желание служить простым людям достойно восхищения. Она из тех, кто способен отдать свою последнюю рубаху случайному незнакомцу. Надин чуть не задохнулась от негодования: – Только послушай, что ты несешь! Неужели ты и вправду защищаешь сторонницу якобинцев? Она по-прежнему отказывалась верить в происходящее. – Я уверен, что… Надин резко оборвала его: – В якобинцах нет ничего достойного восхищения! – Она прямо взглянула ему в глаза. – Эта твоя любовница, должно быть, очень красива. Доминик счел разумным промолчать. – Тебе и не нужно отвечать! – вскричала Надин. – Я знаю, что она ослепительна. Я знаю, что она делит с тобой постель. Ты делишь постель с врагом! Уорлок ушел, а Джулианна, дрожа всем телом, в отчаянии рухнула на диван и закрыла лицо руками. Том был в страшной опасности. Его взгляды были намного радикальнее, чем убеждения Джулианны. Том мог одобрять даже категоричные идеи Батлера. Трейтон на дух не выносил английскую аристократию: он часто рассуждал о необходимости лишить собственности целый общественный класс одним махом, невзирая на то, что для этого потребуется! Том осмеливался говорить даже о свержении короля, о том, что страной должно управлять правительство, такое же как во Франции, за которое проголосовали бы выбранные представители населения. Но Джулианна никогда не обсуждала с Томом достоинства и недостатки подобных революционных идей – слишком уж неправдоподобными представлялись эти взгляды. Как сказал Уорлок, Англия – не Франция, и здесь еще не созрели до революции. Но убеждения Тома сами по себе уже были государственной изменой. Джулианна знала: если Тому предъявят подобное обвинение, его совершенно точно признают виновным. И как после этого она могла отказать в том, о чем просил ее презренный дядя? Ах, если бы только нашелся какой-то другой способ добиться освобождения Тома! – Джулианна? Она вскочила с дивана, услышав голос Доминика. Педжет стоял на пороге гостиной, пристально глядя на нее. – Ты чуть не плачешь. Жерар сказал мне, что здесь был Уорлок. Что случилось? А вдруг во власти Доминика было вызволить Тома из тюрьмы? Джулианна бросилась вперед. – Я никогда никого не презирала больше, чем Уорлока! – Она захлопнула дверь за спиной Доминика, глаза которого изумленно округлились. – Тома арестовали. Его будут судить за государственную измену. Доминик сжал ее плечи. – Постарайся успокоиться. – Как я могу быть спокойной? Власти прервали работу съезда в Эдинбурге. Триста участников были арестованы. Среди них был Том! Он отпустил Джулианну. – Я услышал об этих арестах вчера вечером. Мне не пришло в голову, что Трейтон может оказаться одним из задержанных. – Я так переживаю, а ты не волнуешься вовсе! Доминик помрачнел: – Трейтон – оголтелый якобинец. Полагаю, он может быть опасен для таких людей, как я, как твой брат. Джулианна застыла на месте. Надо же, а она совершенно забыла, что Том написал Марселю, изобличив Доминика в качестве британского шпиона. Джулианна затрепетала, понимая, что теперь просто обязана сказать Доминику правду. Он мог оказаться в опасности. Шпионы могли затаиться близ Бедфорд-Хаус – или даже внутри дома. Но Джулианна знала и то, что никогда не забудет глаза Доминика этим утром, когда он застал ее роющейся в его столе. Если она признается Доминику, что натворила, он никогда больше не будет доверять ей – и ни за что не поможет Тому. Она не знала, как поступить. – Что с тобой, почему ты так ломаешь руки? Джулианна расцепила нервно сомкнутые пальцы. – Его нельзя судить за измену. Что, если его повесят? Том – мой друг, я знаю его с детства! |