Книга Вверх тормашками в наоборот. Книга 2, страница 17 – Ева Ночь

После переполоха с Жерелью прошло три дня. Офа очухалась, но неизменно шарахается от кровочмака: она совсем лицо потеряла, когда ей в подробностях рассказали, кто её к жизни вернул.

Айболит следует за нами на расстоянии.

– Так будет лучше, и для людей спокойнее, – сказал, пристально глядя мне в глаза. Я и сама немного тушуюсь, когда он так смотрит. У него не прямой, открытый взгляд, а сверкающий омут из-под ресниц и полуопущенных век.

Я не боялась его от слова «совсем». Верите: Геллана иногда больше страшилась, чем этого лохматого кровососища. Несуразная обезьяна-паук, длиннорукий уродец. Но стоило поколыхать ему за ширмой век тёмно-вишнёвым взглядом, я видела нечто другое.

Никому не признавалась, чтобы не подумали: Дашка совсем рехнулась. А только виделся мне Айболит чем-то таким красивым и притягательным, когда хочется расшибиться ради него в лепёшку, совершить подвиг, коня на скаку остановить, отыскать священный грааль и победить великана.

– Не смотри ему в глаза долго, – на второй день безразличным голосом, словно промежду прочим сказал Геллан.

Я встала в позу свиньи-копилки – сделала стойку:

– Почему это?

– Он сорванный. – и замолчал. Обожаю его манеру говорить кратко, не объясняя ничего!

– Многоуважаемый властитель! Безусловно, все на Зеоссе умные, красивые и мысли читать умеют, но мы нездешние, тупые, может, снизойдёте со своих высот до нашего нижайшего уровня?

Тихо прыснула Алеста, что с отрешённым видом ошивалась рядом – видать облаками любовалась и воздухом дышала, а как по мне – подслушивала слегка, совсем чуть-чуть. Но я её не осуждала: сама б, наверное, сделала то же самое.

– Дара. – бездна строгости в четырёх звуках. А ещё… раздражение? Недовольство?

– Я попрошу Айболита, и он тебя укусит, – душевно, доверительно изрекла я. Геллан моргнул. И выражение лица сразу такое… словно проснулся и не поймёт, где он.  Йесс! Разморозился!

Алеста сжимает губы так, что они в зубы вдавились. Представляю, сколько энергии она потратила, чтобы не хихикать.

– Он сорванный, Дара, – повторился чурбан властительный, – а это значит, что у него постепенно возвратятся все инстинкты и возможности. Притягивать взглядом потенциальных жертв – часть его силы.

А, ну ясно. Переживает, как бы Айболит не затянул меня волшебными глазищами и не съел на обед.

– Ты в этом уверен?

Геллан дёрнул плечом и уставился вдаль.

– Никто не может быть уверенным в этом. – мягко сказала Алеста. – лет шестьсот кровочмаки запечатаны, а мы столько не живём. Никто из нас не видел настоящего, незапечатанного кровочмака, и лишь по легендам знаем, на что они были способны. А так это или нет, где вымысел, где ложь – не разберешь.

– Как же трудно с вами, – вздохнула я, – ничего толком не знаете о своей земле. Только догадки да предположения, сказки неправдоподобные. У нас рядом живой кровочмак, а мы гадаем да судим.

– Ну, живой – это ты очень оптимистично заявила.

Ещё одна заноза – Росса нарисовалась.

– В чём сыр-бор, собственно? – огрызнулась резко. – Хорошо, Айболит неживой, в глаза ему буду смотреть осторожно. Не зря он от вас по кустам ныкается. Злые вы.

Геллан шутки через раз понимает. Челюсти сжал, кивнул и ушёл – у него и без бесед дел хватало.

– Зачем ты его дразнишь? – тихо спросила лендра. – Ему и так тяжело.

– Знаю, – вздохнула я, – но вот в такие моменты он становится дубина дубиной деревянной. И ещё вопрос, кто из них неживой – Геллан или Айболит.

– Не всем дано жить чувствами, Дара. Для тебя это просто, как дышать. А кому-то сложно, почти невозможно, особенно если…

Росса запнулась, закусила губу и бесцельно потасовала карты в руках.

– Что если?.. Договаривай!

– Это не моя тайна. – лендра отвела взгляд. – Может, поймёшь когда-нибудь. Или почувствуешь. А может, он сам расскажет однажды. Но я бы на это не надеялась.

Мне перехотелось спорить. Что толку? Тут хоть в глубоком реверансе раскорячься – не поможет. Не думать об этом – и всё. Так проще и спокойнее.

Тихо завибрировал и нагрелся мой кинжальчик. И хотя я уже научилась немного «понимать» его, всё равно напрягалась. Кинжал «чувствовал» приближение Айбингумилергерза.

– Наши вампиры боятся света, – сказала я не оборачиваясь. – а ты шастаешь и днём, и ночью. И ничего тебе не делается.

Довольный смешок:

– А у вас есть вампиры?

Я обернулась и посмотрела на лохматое чудище:

– Ни разу не встречала, – ответила честно, – считала, что это байки. У нас вообще много всяких сказок, страшилок про ведьм, разную нечисть. И о вампирах в том числе. Но это не значит, что они существуют.

– Легенды не появляются из ниоткуда.

Он изрёк слова весомо, с подтекстом, будто хотел подтолкнуть меня под колёса грузовика.

– Может, – не стала  спорить. – О Боге тоже говорят. Многие верят, но никто его не видел.

– Успокой кошей. Тебя они слушаются.

Сильвэй и Пайэль так и не воспылали любовью к Айболиту: шипели и норовили цапнуть лохматика за ноги. Это при том, что стали кормильцами кровочмака: таскали мышей и мелких зверушек по моей просьбе, чтобы Айболиту было чем питаться.

Им всем приходилось сдерживаться: кошам, чтобы не запустить клыки в Айболита; кровочмаку, чтобы не пойти на поводу инстинктов. Лохматому упырю ничего не стоило самому изловить живность, но тяжелее было сдерживаться, чтобы тут же не высосать кровь из неразумных жертв . Он мог питаться только из моих рук. Тем, что отдавалось добровольно. Тяжелее – Айболит признался – удавалось совладать с машинальной жаждой прихлопнуть котов. Непроизвольный всплеск агрессии на агрессию. Впечатляла молниеносная реакция кровочмака, но пока что он контролировал себя.

Не могу сказать, что за три дня он вычухался, стал милым и пушистым, но всё равно меньше уже напоминал то жалкое чудище со спутанными лохмами, что приволок Геллан несколько дней назад к костру. Может, всё дело в привычке? Когда страшное перестаёт пугать, становится милым и обыденным?

Как бы там ни было, но не далее, как вчера вечером подглядела я, что Алеста, не пожалев своего гребня, осторожно вычёсывала кровочмаку колтуны и безжалостно кромсала острым ножом куски свалявшейся шерсти. И тогда я поняла, что не всё потеряно.

Хотим мы или не хотим, спорим или договариваемся, ругаемся или  миримся – так или иначе связаны, как прутья в метле. Разные, непохожие друг на друга. Но не чужие пассажиры, а хорошие знакомые, даже друзья. Скорей всего, это ненадолго, и точно уж не навсегда, но сейчас, в эту минуту, в этом времени и пространстве мы сошлись, как пересекающиеся линии.

Я щёлкаю пальцами и мысленно укоряю котов – белого и голубого. У Сильвэя совести больше, как у Геллана. Когда он смотрит виновато, немного стыдливо, хочется погладить его и успокоить.