Книга Вверх тормашками в наоборот. Книга 2, страница 29 – Ева Ночь

Пиррия горько усмехалась. Грела растрескавшиеся опухшие руки над костром. Затем неловко смазывала раны мазью, что отыскалась в седельных сумках. Там много чего нашлось полезного. Как будто кто-то невидимый знал, что ей понадобится. Наверное, мерзкий Панграв имел глаза на затылке да и в других местах тоже.

Больше всего доставляло ей неудобство израненное тело, скрытое под одеждой: ожоги вначале превратились в огромные волдыри, которые впоследствии лопнули. Грубая ткань терзала плоть. Изредка Пиррия позволяла себе обнажаться, чтобы хоть ненадолго избавиться от контакта кожи с материей. Сцепив зубы, мылась в горных ключах, как могла, смазывала ожоги. Мазь таяла, а мокнущие узкие язвы заживать не спешили.

– У меня нет сил злиться, Тинай, – откровенничала она, глотая горечь слов и мыслей, – мне кажется, будто есть две Пиррии: та, прошлая, бешеная и сумасшедшая, не знающая компромиссов, всегда готовая побеждать, и теперешняя – сломанная кукла с вечной болью в теле. А может, и душе. Не знаю. Внутри я распалась на две половины и пока не могу сложить что-то целое.

Она смотрела в огонь и проводила рукой по щекам, ощупывая пальцами безобразные вспухшие полосы. Закрывала глаза, ощущая ломкость ресниц и скусывая зубами кожу с обветренных губ. Финист безмолвствовал, лишь тепло его тела рядом говорило: Пиррия не одна. Пока что этого было достаточно.

Она не придумывала слова, которые скажет, когда догонит путешественников. Не представляла, как её встретят и что будет, если пнут и прогонят, как дикое животное. Не готовилась, не сочиняла, не предугадывала шаги. Просто ехала и ехала, плелась и шагала. А когда поняла, что цель близка, в какой-то момент впала в ступор.

Фургоны и повозки показались вдали под ночь – обозначились пыльной змеёй в лучах уходящего солнца. Пиррия не стала пришпоривать Пину: к концу дня у неё почти не оставалось сил, а появлялось желание только слезть с седла, которое превращало её жизнь в пытку.

– А вот и конец нашего пути, Тинай, – прохрипела она сорванным голосом и натянула поводья, впервые подумав, что ждёт её впереди. – А может, никакой это не конец, а лишь начало. В любом случае – неизвестность.

Пина повернула умную морду, бросив косой взгляд на хозяйку, и фыркнула. Можно подумать, лошадка знала куда больше самой Пиррии.

– Вперёд! – пришпорила животное и отключила мысли и чувства, наплевав на озверевшее от боли тело. Жили только воспалённые глаза, что вцепились мёртвой хваткой в уходящий вдаль хвост каравана.

Тинай, вскрикнув, взвился в небо и исчез. Пиррия даже испугаться не успела. Лишь много позже подумала, что не смогла бы жить, исчезни финист навсегда.

Если бы не ночь, вряд ли бы она догнала путешественников сегодня. Фургоны и повозки остановились, люди готовились к ночлегу. Нестойкими маяками горели два костра. На их свет и двигалась, уже ничего не чувствуя и не понимая.

Пиррия почти достигла цели, когда неслышной тенью, будто из самого воздуха, появилась тёмная фигура. Пина тонко заржала и взвилась на дыбы. Одеревеневшие руки не удержали повод. Неловкое тело не справилось с неожиданной дезориентацией и рухнуло на землю. Удар. Яркая вспышка, прочертившая молнию, выбила дух и остатки сознания. Как это, оказывается, здорово: ничего не ощущать, проваливаясь в темноту беспамятства…

Айбингумиллергерз склоняется над упавшей всадницей, не обращая внимания на всхрапывающую и приседающую от страха лошадь, что крутится на месте, однако не спешит удирать. В какой-то момент огромные уши схлопываются на глазах и животное замирает, крупно подрагивая шкурой.

Кровочмак осторожно поворачивает тело и отводит в сторону капюшон. Смотрит внимательно в лицо, склонив лохматую голову к плечу.

– Лишенная силы, – бормочет и на миг задумывается.

С криком и клекотом падает с неба огненный вихрь, но куда ему тягаться по скорости реакции с кровочмаком, который легко уклоняется от разящего клюва и острых когтей финиста. Но птица не сдаётся, нападает яростно, кидается бесстрашно, безрассудно, отгоняя лохматое чудовище подальше от жалкой фигуры, что лежит на земле тёмной бесформенной кучей.

В какой-то момент вокруг стало слишком людно: на крики и огненные всполохи сбежались, наверное, все.

– Финист, – не веря глазам, пробормотала Росса и замерла, наблюдая за потасовкой птицы и полутрупа.

– Айболит! – кричит Дара и кидается на помощь. Геллан перехватывает девчонку и пытается обездвижить. Небесная брыкается, машет руками и ногами.

– Сделай что-нибудь, – просит Алеста мага, но тот разводит руками: он никогда не сталкивался с огненными птицами и понятия не имеет, что можно предпринять. Разве что убить. Алеста отрицательно мотает головой, без слов поняв, что предлагает Ренн.

Пока волнами набегает шумиха и люди беспокойно мечутся, вперёд выходит Иранна. Становится, широко расставив ноги, поднимает руку вверх, поводит кругообразно раскрытой ладонью по воздуху и начинает громко тянуть слова-песню, раскачиваясь в такт всем телом:

– Огонь к огню, замри и подчинись! Откликнись, финист. Услышь призыв своей стихии. Да будет вечное пламя тебе домом, кровом и душой. Сложи крылья и остановись.

Птица сопротивлялась, но, затянутая круговыми движениями Иранниной ладони, нелепо взмахивала крыльями, уже не в состоянии нападать. Казалось, что Иранна  накинула финисту петлю на шею и тянет сопротивляющуюся птицу от кровочмака. Через минуту всё было кончено.

Айбингумиллергерз сидел на земле, опершись на руки. Финист замер неподалёку, скованный незримой Иранниной удавкой. Дара перестала вырываться и обмякла у Геллана в руках. А все остальные затихли наконец, обозревая поле недавней потасовки с возрастающим интересом.

Иранна игнорирует вспыхнувший интерес в глазах лендры и подходит к тёмной фигуре, что, не шевелясь, лежит в отдалении.

– Пиррия! – восклицает она, и Дара, наверное, впервые видит муйбу удивлённой.

– Да ладно, – потрясённо произносит девчонка и ошалелыми глазами смотрит на Геллана: – Лучше скажи, что мне это снится.

Финист кричит протяжно, на высокой ноте, отчего птичий голос напоминает вой. Кровочмак пристально вглядывается в птицу, что рвётся из невидимых пут.

– Неужели она отправилась вслед, чтобы и дальше козни строить?

Дара не может успокоиться. Геллан молчит, напряжённо наблюдая за Иранной, что засуетилась вокруг неподвижной подруги детства.

– Она лишена силы, – тихо произносит Айбингумиллергерз, приближаясь.

– Что это значит? – Дара наконец-то останавливается и перестаёт мельтешить.

– Она больше не сайна, – глухо поясняет Геллан и стремительно направляется туда, где до сих пор без движений лежит Пиррия.

– Но мне это ни о чём  не говорит! – кричит в сердцах Дара, провожая глазами Геллана.

Кровочмак легко касается её руки.

– Тише, не буянь. Сайн лишают силы за проступки. Их предназначение – служить людям, а не сводить счёты или мстить. За то, что Пиррия переступила черту, её опустошили. Оболочка есть, а энергии больше нет.