Книга Вверх тормашками в наоборот. Книга 2, страница 85 – Ева Ночь

Дарино плечо рядом, от него идёт тепло. Девочка напряжена, слушает внимательно.

– Хочешь сказать, они могли бы бороться? Офа, например? Сопротивляться и не стать едой?

– Наверное, – нехотя признаётся он. – Зов мощнее, заглушает их собственную энергию. Им тяжело сопротивляться, почти невозможно, но, думаю, есть шанс перебороть. Я думал над этим. У Жерели нет разума. А у человека есть.

– Получается, ловушка сильнее Жерели? Раз сумела потянуть всех, в ком есть животное начало? Даже Айбин не смог сопротивляться. А я думала, он неубиенный.

Геллан заглядывает Даре в глаза.

– Ты ещё не поняла? – спрашивает очень тихо. – У ловушки был разум. Эмоции. Злое начало.

Дара шумно выдыхает, трёт ладонями лицо. У неё пылают щёки.

– Ничего не понимаю. То нет души, то есть душа. То нет зла, то есть. Ты бы определился.

– Ты ставишь знак равенства там, где его не может быть. Жерель – абсолютная чистая энергия. Ловушка – имитация, подделка, злая воля и сила, за которой стоит человек.

– Он настолько силён? – голос у Дары неожиданно садится, срывается, как камень в пропасть.

– Не он, – отвечает немного помедлив. Тяжело договаривать то, о чём он не хочет говорить именно ей. – А те силы, которые он всколыхнул, заставил проснуться, нарушая зыбкое равновесие. Оно шло за нами от Виттенгара.

– Не за нами. За Генкой.

Она договаривает то, что он хотел утаить. Небесная зябко передёргивает плечами и обнимает себя руками. Ей не холодно – Геллан знает.

– Да. Я думаю, первозданная тварь отдала ему часть себя, почувствовав, что погибнет. Ты же помнишь, как она погибла?

– Ещё бы мне не помнить. Жерель, вызванная Милой.

Дара запинается, смотрит ему прямо в душу огромными глазами. Рот приотрывается. Девчонка бледнеет так, что, кажется, – ещё немного, и она ускользнёт за грань сознания.

– Она его… оплодотворила?! И однажды Генку порвут сотни маленьких траурных бабочек?

Дару качнуло в сторону. Он успел сжать её плечи, а затем осторожно прикоснулся к бледным щекам девочки.

– Посмотри на меня, Дара, – приказывает Геллан глубоко и властно. Она не может его не послушаться. Сейчас важно вырвать её из надуманных кошмаров. – Смотри мне в глаза!

Она послушно выныривает из парализующих мыслей, доверчиво глядит ему в лицо, но пока что не думает.

– Я никогда не лгал тебе, Дара. Почувствуй это.

– Да, – легко говорит Небесная.

– Не солгу и сейчас. Доверься мне.

– Конечно, – бормочет она, не сопротивляясь силе его убеждения.

– В нём не сидят маленькие твари. Это не то, что ты подумала. Все эти метки – всего лишь знаки, пробуждение первоначала, что находится в каждом из нас. Когда-то оно было – то самое, из чего родился и этот мир, и животные, и растения, и люди, и нелюди. Всё живое. Даже бездушные твари. Они, наверное, не были по-настоящему Первозданными, до них существовало что-то очень незначительное, скорее всего – растительное, но они – основа, материал для животного мира.

Дара мигнула. Слегка порозовели щёки. Взгляд наконец-то стал осмысленнее.

– Эволюция, – выдыхает она, и Геллан чувствует, как обмякают её плечи. Девчонка морщит лоб, пытается помочь себе руками, чтобы объяснить незнакомое слово. – Ступени. От самого маленького, примитивного до самого высокоразвитого.

Он видит её мыслеобраз и согласно кивает.

– Да, всё так и есть. Она, тварь, просто поделилась силой. Отдала, пробудила, толкнула. Файгенн и так не слаб и не прост. А тут – удар невероятной мощности. Может, она толкалась ко всем пленённым – теперь не узнать. А может, сделала дар только последнему.

– Наследник? – хрипит Дара сорванным горлом.

Геллан кивает и убирает ладони от её лица.

– Человек с иной силой. Может быть, единственный на Зеоссе.

Небесная молчит, пытаясь осознать его слова. Пока она застывает, Геллан бесшумно прыгает в темноту и выволакивает за руку на нестойкий свет костра сопротивляющегося Файгенна.

– Подслушивал, – в голосе Дары – усталое утверждение. Она не удивлена.

– Пусти! – шипит мальчишка, пытаясь вывернуться из стального захвата стакера, но ему не тягаться с Гелланом. Его не свалить с ног подсечкой, не ударить силой, которой сейчас – крохи. Файгенн слаб, это видно по испарине, прилипшей ко лбу пряди и тёмным кругам пота под подмышками.

– Ген. Гена… – Дара пытается придержать его за плечи. Мальчишка продолжает сопротивляться. – Пожалуйста, успокойся. Я прошу.

Её ладошки осторожно касаются предплечий, шеи, щёк – мажут почти невесомо, промахиваясь, но настойчиво возвращаясь. Удивительно, но это действует. Геллан так и не понял, в какой момент Файгенн затих.

Враз потяжелело худое тело. Мальчик не присел – почти упал. Обречённо опустились плечи, безвольно свесилась голова. Большие ладони неподвижно повисли на тонких кистях, что небрежно примостились на коленях.

– Она больше не появится, – сказал тихо, поднимая голову и заглядывая Даре в глаза. – Я забрал всё. Не её вина, что поползла вслед. Геллан прав: у ловушки был хозяин. Тот, кто осмелился призвать первозданную тварь.

Файген запинается, переводит дух и отводит глаза. Смотрит в ночное небо, напряжённо запрокинув голову. Кадык дёргается на тонкой шее судорожно, отчего становится жаль парнишку. Не каждый способен выдержать груз, что падает однажды на плечи. Файгенн способен вынести и не сломаться. И, кажется, понимает это.

Он опускает взгляд, смотрит только на Дару, глаза лихорадочно блестят. Не от возбуждения, а от непролитых слёз.

– Он… страшен. И не остановится ни перед чем. Это не игры, не забавы, когда человеку нравится играть судьбами людей ради жестокого удовольствия. Нет. У него есть цель, и он перешагнёт через любого, чтобы добиться своего. Я почувствовал его. Тогда. Через то, что живёт во мне. Оно тоже его боится. Хотя, наверное, первозданному вообще нет смысла бояться. Может, это даже не боязнь этого человека, а того, что он может натворить.

Файгенн опять умолкает. Геллан видит, как подёргиваются у парнишки пальцы. Мальчишка вскидывается резко, распрямляет плечи, а затем выдаёт скороговоркой:

– Мне кажется, я понимаю теперь, что хотела сказать Найя. Про Обирайну и Небесный груз. Ты всё меняешь, хочешь или не хочешь. За тобой тянется даже воздух, тебе невозможно сопротивляться по-настоящему, но я не хочу, не хочу такой Обирайны для себя!

Мальчишка вскакивает и растворяется в ночи. Они стоят и смотрят ему вслед. Ничего не случится, Файгенн никуда не денется, но его слова цепляют Геллана, как одежда – за свежую рану.

Может, что и понял пацан для себя, зато сказал что-то такое смутное, заставляющее сердце сжиматься в груди. Наверное, так нехорошо думать, но Геллан рад, что завтра мальчик останется в обители стакеров, что его не будет рядом. Пусть будет где угодно, только подальше от Дары и от придуманной кем-то общей для них Обирайны.