
Онлайн книга «День пришельца (сборник)»
7. Сморчок засушенный, толчёный (1,3 г) – $16,81. 8. Пепел любви (0,1 г) – 263,90 $. 9. Рога ветвистые, опилки (2,2 г) – $121,86. 10. Засос кровавый, отпечаток (0,000000001 г) – $66,12. 11. Пыльца ночной бабочки (0,1 г) – $1001,00. 12. Конский возбудитель (0,1 г) – $11,46. 13. Испарина покойника, как разбавитель (93,3 г) – $520,38. НДС (20 %) – $540,64. Итого: – $3243,82. Ниже мелким шрифтом шло примечание: Количество и состав ингредиентов строго соответствует магической формуле. Утверждено к применению Минздравом России. Противопоказаний нет. Побочные эффекты: эксгибиционизм, мазохизм, морально-физическое истощение. – Солидно… – протянул Дима, поглядев на общую сумму, и почесал затылок. Это не двадцать рублей Моголу на пиво дать. – Так и товар качественный, – возразила ведьма. – Гарантирую, что ваша жизнь кардинально переменится. Дима снова почесал затылок. Вот если бы Карга ещё пообещала, что переменится к лучшему… Вслух спросить Похмелкин не отважился и пробубнил: – У меня при себе таких денег нет… – Но на счету в банке есть, – вкрадчиво подсказала прозорливая ведьма. – Давайте вашу электронную карточку. Не в силах противиться завораживающему взгляду, Дима отдал. Звякнув, из стола выпрыгнул кассовый аппарат, Карга сняла деньги и вернула карточку. – Теперь осталось только активировать зелье, – сказала она. – Дайте вашу руку. Левую, от сердца. Как заправская медсестра, она смочила ватку спиртом, протёрла Димин безымянный палец, проколола и выдавила каплю крови в колбочку с люминесцирующим раствором. Стоило капле крови упасть в раствор, как он мгновенно изменил цвет и запульсировал багровым светом. – Можете забирать, – сказала ведьма, прижала ватку со спиртом к ранке на пальце и отпустила Димину руку. Затем закрыла колбочку пластиковой пробкой и пододвинула её к Похмелкину. – Достаточно одной капле эликсира попасть на язык реципиента, как он на всю жизнь прикипит к вам возвышенными чувствами. Однако сам препарат годен всего два месяца. Запомните, когда он перестанет светиться, значит, срок годности истёк. – А как же… – облизывая внезапно пересохшие губы, начал Дима и запнулся: – А как мне эту каплю… ей на язык… – Таких услуг не оказываю, – покачала головой Карга. – Это ваши проблемы. Всего доброго! 3 Как Дима возвращался по внепространственному коридору ведьминой квартиры, он не помнил. Может, и не шёл вовсе, а растаял в кабинете ведьмы, как Горыныш, чтобы материализоваться на лестничной площадке у двери номер тринадцать. В правой руке Похмелкин держал колбочку с пульсирующей багровым светом волшебной жидкостью, в левой – ватку со спиртом, которую прижимал безымянным пальцем к ладони. Дима выбросил ватку, посмотрел на колбочку, спрятал её в карман и начал спускаться лестнице в меланхоличном настроении. Вопрос, как заставить Машку Ларионову отведать каплю приворотного зелья, ввергал его в уныние. Он попытался припомнить, как это делалось в сказках, и в пролёте между третьим и вторым этажами его осенило. Спящую красавицу в сказке усыпили яблоком, так и он сделает – купит на рынке самые красивые яблоки, шприцем введёт под кожицу приворотное зелье, а затем сядет у подъезда на скамейку с авоськой обработанных зельем яблок и будет поджидать Машку. Она выйдет и скажет: «Здравствуй, Дима!» – «Здравствуй, Маша. Яблочка хочешь?» – «Хочу». – «Угощайся». При мысли о том, что произойдёт дальше, Дима едва не сомлел на лестнице. Но быстро взял себя в руки и, воодушевившись, побежал вниз, прыгая через три ступеньки. Во дворе, у угла дома, стояла толпа. Приближался час открытия мемориальной доски депутату Хацимоеву, и все ждали прибытия мэра. Но Диме было не до чужих торжеств – он спешил на рынок за яблоками. Как только Похмелкин скрылся за углом, во двор въехал «мерседес» мэра. Телохранители проложили дорогу сквозь толпу, мэр прошёл к занавешенной покрывалом мемориальной доске и выразил соболезнования вдове, опиравшейся на руку сына – здоровенного детины, мастера спорта по боям без правил, что, несомненно, сыграло первостепенную роль в утверждении его начальником отдела культуры мэрии. Боец за культуру без правил поднял руку, призывая к тишине, в толпе прекратили переговариваться и приготовились слушать. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы увековечить память нашего друга и соратника, сражённого наповал рукой наёмного убийцы, которую направляли наши политические враги, – начал мэр. – Но реформы не остановить! Мы будем продолжать дело, начатое депутатом Хацимоевым… В толпе откровенно заскучали. Все знали, что Хацимоева кокнули на почве передела собственности, и никто не сомневался, что его «дело» строительства частных дач за казённый счёт найдётся кому подхватить и продолжить. Претендентов предостаточно, хоть по новой отстреливай. В задних рядах стояли Яша, Харкни и Могол. Водку они уже допили и подошли к толпе в надежде, что здесь удастся добавить – у стены, на столике, рядом с ведром с алыми гвоздиками, стоял ящик с шампанским и возвышалась пирамида пластиковых стаканов. Яша вежливо поддерживал под руку нетвёрдо стоящего на ногах американца, который активно фотографировал эпохальное событие в жизни российского города, чтобы потом проиллюстрировать свою книгу. Колпачок с фотообъектива он снять забыл. А Могол, пока собутыльники были заняты делом, украдкой допивал пиво из пластиковой бутыли. Наконец мэр закончил говорить, бравурно зазвучали фанфары, он протянул руку к покрывалу и сорвал его со стены. Аплодисменты и приветственные крики вдруг начали стихать, фанфары дали «петуха» и смолкли. – Ура-а! – закричал Могол, потрясая бутылью с остатками пива. – Ура… – тихо повторился он, удивляясь, что его никто не поддерживает. – Ты что, изверг, сотворил!!! – не своим голосом заорала вдова и упала в обморок на руки сына. Могол глянул на мемориальную доску и обомлел. И в этот момент в ящике сами собой начали выстреливать пробки из бутылок с шампанским. – Держи его! – закричал Хацимоев-младший, указывая телохранителям мэра на Могола. Увидев, как к нему сквозь толпу пробираются дюжие телохранители, Могол быстро проглотил остатки пива из пластиковой бутыли, швырнул её на газон и задал отчаянного стрекача. И тогда над толпой, вначале тихо, затем всё громче и громче зарокотал гомерический хохот. На мраморной мемориальной доске золотыми буквами сияла надпись: В этом доме живёт последний представитель великой нации татаро-монголов Зулипкар Мордубей |