Книга Большая книга новогодних историй для девочек, страница 36 – Лидия Чарская

– Ах, ваша светлость, простите великодушно! Я хотела только сказать, что ваша светлость не находит подходящего для своего графского достоинства дела! – кривлялась горбунья.

– Молчать! – прикрикнула та, которую звали графиней Стэллой, хотя она была вовсе не графиней, а просто Степанидой Ивановой, а прозвали ее так в насмешку – за ее чванство и гордый нрав.

Неизвестно чем бы кончилась эта ссора, если бы в комнату не вошла надзирательница, которую звали Настасьей Аполлоновной, а пансионерки прозвали совою – за ее выпученные круглые глаза.

– Дети, не шумите! Директор приехал! – сообщила она испуганно.

– Сова – хищная птица! – раздался бойкий, веселый выкрик.

– Она не спит по ночам, – вторил другой голос.

– И ест всякую падаль, – подвизгивал чей-то тоненький голосок.

– Вроде пансионерского жаркого! – выкрикнул кто-то.

И все пансионерки разразились громким смехом.

– Что такое? Что такое? – недоумевала надзирательница, не подозревавшая, что все эти слова относились к ней.

– Настасья Аполлоновна, – подскочила к ней Ярышка, глядя прямо в глаза своей наставнице, – а вы любите сов? – и тотчас же добавила залпом: – А я их терпеть не могу: глупая и безобразная птица.

– И я! – вторила ей горбунья.

– И я! И я! – кричали со всех сторон девочки.

– Тише! – стараясь заглушить голоса детей, крикнула Настасья Аполлоновна, – сию минуту тише! Или я пожалуюсь господину Орлику.

Это была нешуточная угроза. Орлика боялись даже самые бесстрашные из пансионерок. Всегда изысканно вежливый, он никогда не бранил девочек, но зато был неумолимо строг и наказывал вверенных ему воспитанниц за малейший проступок.

Девочки после этой угрозы сразу присмирели – и вовремя, потому что в эту минуту в зал вошел знакомый уже читателю высокий, худой господин, ведя за руку маленькую девочку, в которой нетрудно было узнать проказницу Тасю.

Пансионерки сделали низкий реверанс директору и во все глаза смотрели на новенькую.

– Барышни! – произнес господин Орлик, – я привел вам новую воспитанницу, m-lle Татьяну Стогунцеву. Прошу любить и жаловать. Маргарита Вронская, вы, как самая старшая из девочек, возьмите новенькую под свое покровительство. Надеюсь, вы поможете приучить ее к нашим требованиям и порядкам. А теперь я пойду отдохну с дороги, а вы познакомьтесь с вашей новой подругой, барышни, и расскажите ей правила пансиона.

Едва только успел окончить эту небольшую, но весьма внушительную речь директор, как позади девочек послышался звонкий голос, выкрикнувший особенно задорно:

– Спокойной ночи!

Орлик оглядел девочек, перебегая взглядом с одного лица на другое, и вдруг поднял руку, указывая ею на одну из пансионерок.

– М-lle Васильева, – произнес он со своим обычным спокойствием, – вы пожелали мне спокойной ночи в два часа дня. Так как вы не в меру любезны сегодня и несвоевременно высказываете ваши пожелания, то уж будьте любезны до конца и потрудитесь покараулить меня у дверей моей комнаты и проследить, чтобы эти девицы не шумели и дали мне хорошенько отдохнуть с дороги!

Васильева, или Коташка, как ее называли подруги, знала, что директор проспит очень долго и что ей придется часа три или четыре простоять у его дверей. Это было нелегкое наказание – стоять на часах, когда другие девочки бегали и играли в зале.

Бедная Коташка не посмела ослушаться своего начальника и молча последовала за ним, низко наклонив свою повинную голову.

Лишь только шаги Орлика затихли, девочки разом засуетились, зашумели и со всех сторон обступили Тасю.

– Вы издалека приехали? – кричала одна.

– А вы не сирота? – вторила ей другая.

– У вас есть мама? – перекрикивала четвертая.

– А братья?

– А сестры?

– А вы пшенную кашу с тыквой любите?

– У нас без нее дня прожить не могут, без этой глупой каши.

– Что ж вы молчите?

– Или вы немая?.. Она немая, господа, – громче всех кричала Ярош, влезая на стул подле Таси и срывая шляпу с головы новенькой.

Тася, смутившаяся было в первую минуту от присутствия стольких девочек, разом пришла в себя, рассерженная внезапной выходкой Фимочки.

– И совсем я не немая! – сказала она, зло поблескивая на девочек своими черными глазками. – Оставь мою шляпу! – окончательно рассердившись, прикрикнула она на Фимочку.

– На, возьми! Разве я тебе мешаю, – со смехом проговорила та и поднесла шляпу к самому лицу Таси.

Но лишь только девочка собралась взять ее, как шляпа моментально исчезла и очутилась на голове Ярышки. Некоторые из пансионерок залились смехом и шумно одобряли ловкость Ярош.

Тася вскипела и, не долго думая, подскочила кверху, стараясь уцепиться руками за шляпу.

– Отдай шляпу! – кричала она вне себя, стараясь стащить Ярош со стула.

И вдруг ей удалось дотянуться до шляпы, и она изо всех сил рванула ее с головы шалуньи. Шляпа очутилась в руках Таси, но заодно с нею очутился и целый клок волос с головы Ярышки, нечаянно захваченный вместе со шляпой.

Ярош ойкнула от боли.

– Злючка! Злючка! – кричала она.

– Злючка! Злючка! – вторили ей остальные девочки.

– Драчунья! Она драчунья, не правда ли, девочки? – спрашивала Ярош.

– Да! Разумеется, драчунья! Злюка! Злюка!

Драчунья! – подхватили все.

– Вот, подожди, мы проучим тебя! – пообещала Ярош, грозя Тасе пальцем.

Вместо ответа Тася изо всей силы толкнула стул, на котором стояла Ярош.

Стул упал, а с ним вместе полетела на пол и злополучная Ярышка.

– Ах! Так вот ты какая! Так вот она какая, девочки! – кричали пансионерки.

– Нет, нет, этого нельзя так оставить! Вон бедняжка Ярышечка плачет от боли… Зовите сюда директора, Орлика зовите! Пусть он построже накажет эту зверюшку! – надрывалась смугленькая горбунья, и черные глаза ее горели гневом.

Но Орлика звать не пришлось. Он сам пришел на шум из своей спальни и, не найдя надзирательницы в зале, обратился к Маргарите, как к самой старшей, прося ее объяснить в чем дело.

– Так вот оно что, – произнес он строго, выслушав пансионерку. – Я ошибся, думая, что одним переселением из родительского дома в пансион мог повлиять на дурной характер Стогунцевой. Оказывается, барышне нужны более крутые меры. Извольте, сударыня, следовать за мною, – обратился он к Тасе.

Сердечко Таси екнуло. Она не осмелилась, однако, ослушаться строгого директора и покорно последовала за ним. Пройдя несколько комнат, Василий Андреевич (так звали Орлика) толкнул какую-то дверцу, и Тася очутилась в маленькой, полутемной каморке с одним крошечным окошком без стекла, выходящим в коридор. В ту же минуту Орлик вышел, не говоря ни слова, задвижка щелкнула, и Тася осталась одна-одинешенька.