Онлайн книга «Низший 5»
|
Выждав, когда урчащие бедолаги сожрут мясо и выберут мясные крошки с куска шкуры – заодно отметив, что такое мясо для них не странность и к шкуре спокойно отнеслись – продолжил: – Так что за призм-эшафот? – Да обычный! – Я тебе оба колена прострелю и брошу здесь – пообещал я. Старик заторопился, разом заговорив на куда более привычном и родном мне языке: – Ну хрень мрачная на краю площади! Два стекла зажимных. Лезвия. Приговор и отсекание. Лотерея. Уколы. Опускание в эшафот. Все! С трудом удержавшись, чтобы не глянуть на Хвана, мелко покивал и задал следующий вопрос: – Площадь где? – Так за холмом. Городишко добросов прибрежных. Там и площадь. И порт небольшой. Городишко Светлый Плес. – Городишко Светлый Плес – задумчиво повторил я – И живут там добросы прибрежные… так? – Ну да. – А как они выглядят? – Да как все! Люди! Светловолосые и светлоглазые. Нередко рыжие встречаются. – А вы на них не похожи… – Да и вы на сыроедов. Кто такие будете? Щелк. – А-а-а! М-м-м… Врезав кулаком по земле, старик схватился за только что перевязанное плечо, куда я всадил вторую стрелку. Встретившись взглядом с его выпученными глазами, я спокойно пояснил: – Вопросы задаю я. Ты отвечаешь. Ниша жует мясо. Уяснил, хреносос старый? – Ой недобрые вы… – скривился старик и, увидев поднимающееся дуло, заторопился – Уяснил, уяснил! – Откуда ты знаешь на кого похожи сыроеды? – Так в городе ж все стены размалеваны говном тематически-этническим. Там островитяне разные, потом панорамы диких островов, просто деревья и ветки. Всякое там! И сыроеды нарисованные – не такие как вы. – Ясно – кивнул я – А что за стекла зажимные на том эшафоте? И почему призмо-эшафотом называют? – А ты не знаешь? Щелк. Только реакция дернувшей на себя дурного старика Никши помогла тому избежать третьей иглы в многострадальное плечо. – Все! Все! Уяснил я! Уяснил! Да откуда ты такой жесткий то выпал, потрох ты сучий? Это не вопрос! Так к слову… а касательно эшафота – меж тех стекло преступника голого зажимают. Ну или голую. Коли сиськи есть – смешно глядеть как они к стеклу приплющиваются. С мужиками… ну бабам нравится. Да всем нравится – наглядно ведь все. Как руки-ноги рубят, как лотерея крутится, как после укола орущего от боли готовенького призма в эшафот утягивают перед выбросом. – Перед выбросом? – Так ведь выпускают же их. Приговор свершился. Был человеком – стал призмом. Его и выбрасывают где в окрестностях. Там и живет в дебрях. Вернее выживает, всякой падалью питаясь и от охотников за наживкой спасаясь. – За наживкой? Для рыбалки, верно? Похоже, мои предположения оправдались. – Ну да. Рыбалка на живца. Здешняя белуга – рыба царская, капризная. На другого живца не клюнет. А на призмов – бросается! Вот только призм живым быть должон. Падаль не хватает. – Угу… А за что в призма обращают? – Дак мало ли людишки на чем попадаются? Убил, снасильничал, украл. – Расследуют? В городе есть служба расследования? – Да кто их знает? При Кормчем кто кормится из людишек верных – те и расследуют небось. Говорю тебе – мы не оседлые. Бродячие. В чужие дела не лезем, подножным кормимся. Охотимся, рыбачим. – На кого охотитесь? – Свинки полосатые тут живут, котяры камышовые встречаются, птица всякая нелетная, ближе к горам волки встречаются. – Ближе к горам? К тем? – я указал на скалистую гряду, что тянулась от далекой стены до самого берега, но там не кончалась, а бежала дальше, поднимаясь вверх по склонам и уходя в неизвестность. – Они самые. У гор другая живность держится. Но и тварей там встречается немало потому мы туда не суемся. – Что за твари? – Так призмы. Те, кто охотников во младенчестве избежал и сам охотником стал. Такие уроды попадаются… К ним в лапы лучше не попадаться. – Кто такой Кормчий? – Голова у меня заболела от вопросов твоих, незнакомец. Отпусти ты нас… – Кто такой Кормчий? – Главный в Светлом Плесе. Закон. Незнакомец… все что знал рассказал… – Какие ягоды есть можно? Что тут съедобно, а что нет? – Мелкие желтые – можно. Вот такие можно, но собирать замаешься – старик указал на пару крохотных красных ягодок, бусинками свисающего с большого куста – Грибы найдете. Красные мухоморы знаете? Их не трогайте. Остальные съедобны. Еще тараканы лесные – жирные и сытные. Как поймаете, лапы и надкрылья в сторону, а пискучий мякиш – в рот задницей вперед. У башки откусите и жуйте. Мы ими чаще всего пробавляемся. – Костры жечь можно? – Что ты! Нет! В городе порой можно вроде как. Для того с песнями по лесам ходят, валежники собирают, сухие деревья рубят. Лес чистят. А потом сжигают собранное и пиршество закатывают. А в лесу огонь если разожжешь – мигом прибежит группа боевая и дюже сердитая! – Группа? – Ну как вы. – Как мы – кивнул я, вставая – Что-то и у меня голова заболела. Уходите. – Вот спасибо… – Если про нас хоть кому расскажете… – едва-едва скрежетнул я металлом в голове и, не став договаривать, начал подниматься по склону, держа курс к камням на вершине. – Не ходили бы в город! Кормчий – мразь! – пугливо вякнул старик. – Мразь! – поддержала его Никша. Глянув на них сверху-вниз, спросил: – А Кормчий не системой разве поставлен? – Матерью то? – Ну. – А что ну? Он ведь человек. А человеку дай к сиське сладкой надолго припасть – и он быстро мразью станет! Не ходите в Плес! Там чужаков не любят. – И что сделают? – А что с такими как мы делают? Подставят. Обвинят. И на эшафот. Наживка всегда нужна. А лишние рты – нет. – Дай им еще мяса – кивнул я Рэку и ускорил шаг. Меня догнал Хван и пошел рядом. Покосившись на его закутанную фигуру, скомандовал: – А ну-ка рывок до вершины. Беги изо всех сил. Пора понять, чего ты можешь, а чего нет. Дернулся капюшон. Послышался тихий стрекот. И Хван рванул вверх, с легкостью преодолевая метры крутого подъема. – Не ходите в город, чужаки! Лучше с нами давайте! До Чистой Тропы! – Еще увидимся – не оборачиваясь, махнул я рукой – Прибереги второе плечо, старый хрен. |