Книга Хэнтон и Лоуренс. Империя, страница 47 – Марина Рябченкова

— Ты съела много печенья.

По многозначительным интонациям его голоса понимаю: печенье было с секретом.

— Почему ты не сказал мне? — мрачнее тучи процедила я.

— Я думал, ты знала.

— Я не знала! — Тут же показываю на костер. — И быть частью этого не соглашалась.

— Вчера ты другое говорила…

— Что ты несешь? — скривилась, почувствовав, как туман в голове стал еще гуще.

— Ты захотела присоединиться к нам. И мы тебя с радостью принимаем.

— Это неправда.

— Правда.

Одно их двух: этот кошмар происходил из-за печенья либо Дилан нагло лгал.

Ощутив бессилие от того что меня плохо слушалось тело и мыслить в принципе получалось с трудом, как раненое животное протянула:

— Я хочу уйти…

Не от разговора, а из коммуны. За пределы гостевого дома и как можно дальше.

— Хорошо.

Я сделала только пару шагов — взгляд уткнулся в темноту позднего вечера. Остановилась, рассеянно поняв: скоро ночь. А я едва на ногах держалась…

— Ты сказал, я вчера согласилась стать частью этого? — уцепившись за некоторый просвет в мыслях, спросила я.

— Да.

— Стало быть, мы вчера смотрели мою машину, не сегодня?

— Да.

Сердце снова пропустило удар.

— Я третьи сутки здесь… — поняла я.

— Да.

Из моей памяти унеслись два дня. Я только припомнила то, как просыпалась несколько раз, ощутив голод. Шла на кухню… Тянуло к печеньям. И снова туман.

Если Дилан не солгал, то завтра вернутся Лари и Хэйли на машине, и с телефоном. Если не вернутся, то пойду в Тэра пешком.

Коммуна… Эти безумцы… С меня хватит!

Я пошла в дом. Очень голодна, но точно знала, что есть здесь что-то больше не стану. Придется перетерпеть голод до завтрашнего дня. Как-нибудь доберусь до Тэра, а оттуда в Конектик. Но если без еды еще как-то можно было протянуть, то без воды, как мне казалось, протянуть еще день невозможно. Руки тряслись в точности, как это было тогда…

Я пришла в кухню. Там суета. Готовились к празднику по случаю моего вступления в коммуну.

- Ты голодна, Анна? — спросила одна из девушек на кухне, дружелюбно улыбнувшись мне. Так как будто мы были подругами. С похожими улыбками посмотрели на меня остальные.

— Мне бы воды.

Воды мне дали сразу. Я проглотила все в один момент, и сердце как-то бешено заколотилось. Еще выпила и, оглядев эти добрые улыбающиеся лица, поставила пустую кружку на стол. Не затягивая момент, вышла.

Боль в желудке перестала быть нестерпимой. По узкому коридору я вышла к гостиной и поднялась на второй этаж. В самой дальней комнате этого большого дома прилегла в старое потрепанное кресло. Это кресло пахло сыростью, но мне все равно. Устроилась настолько удобно, насколько это было в принципе возможно.

Двери не было, но так хотелось. Хотелось запереть ее на замок, так, чтобы без моего ведома сюда точно никто не вошел; чтобы все эти люди меня оставили в покое… Никогда не думала, что можно так нуждаться в такой обычной и привычной в жизни вещи.

Когда я закрыла глаза, в мысли сам собой ворвался Джон, сталь его глаз и сдержанная улыбка. Здесь, в этом месте я потеряла контроль над тем, что происходило со мной и теперь отчаянно нуждалась в решительности этого мужчины.

У него бы получилось вытащить меня из этой грязи и самому при этом не увязнуть.

У него бы получилось…

Кажется, я только-только закрыла глаза и не успела провалиться в сон, когда почувствовала вдруг чье-то мягкое прикосновение к своему лицу. Вздрогнула, сразу выпрямившись в кресле.

Рядом со мной был Дилан. Присев рядом с креслом, он улыбался мне, а я смотрела на него настороженно, растеряно и сонно.

— Мы уже зажгли костер. Только тебя не хватает, — как ни в чем не бывало, сказал он.

Я посмотрела в окно. Уже глубокая ночь.

Сказала решительно:

— Я никуда не пойду.

— Почему?

— Я не часть этой коммуны и я тебе не доверяю, — голос не прозвучал уверенно. Казался сломленным, в то время как я стремилась к обратному.

На лице Дилана скользнула странная усмешка. Не злая и не хитрая. Наглая, но только слегка.

— Мне жаль это слышать, — в искренность слов даже можно было бы поверить до тех пор, пока он не продемонстрировал мне печенье. — Хочешь?

Я ничего не сказала в ответ. Только смотрела со злостью.

— Нет? — задумался, откусив кусочек. Затем из кармана вынул жареное на костре мясо, обернутое в бумагу, и протянул его мне. Запах был отменным. — Лучший кусок. Специально для тебя.

— Нет, благодарю.

— Ты же голодна, — попытался Дилан. Улыбнулся.

— Больше я и крошки не съем в коммуне.

Тем же бодрым голосом сказал:

— Ну как знаешь, — поднялся, положив мясо на стол. — Оставлю здесь. Вдруг передумаешь.

Я ничего не ответила. Тот пошел к пустому дверному проему. А там, обернулся.

— Я знаю, мы выглядим странными. И чтобы ты ни думала о нас, мы не плохие. Попробуй относиться к нам проще и возможно ты увидишь нас совсем в другом свете. Как бы с другой стороны. Понимаешь? — Дилан улыбнулся мне шире обычного. Весело. Даже задорно.

В этот самый миг мне стало совершенно очевидно, что завтра меня не выпустят из коммуны. И речь шла не о тех людях, что плясали у костра и украшали цветами волосы. Речь шла именно о Дилане. Пусть мы ни разу не заговаривали о… Анне Хэнтон, но что-то мне подсказывало, что ему было известно кто я. Даже если он сам не догадался, то могла подсказать юная Слеперс.

Я устало солгала:

— Ладно.

Дилан кивнул удовлетворенно:

— Отлично! — шагнул к столу, после чего протянул мне то самое мясо, частично обернутое в бумагу. — Я не могу смотреть на то, как ты мучаешь себя голодом. Поешь.

Понимая, что выбора у меня нет, я взяла еще теплое мясо в руки.

— С ним все в порядке, — доверительно заглядывая мне в глаза, заверил Дилан. — Ни о чем не думай и просто ешь. Только с печеньем надо быть осторожным. Понимаешь?

— Да.

— Вот и хорошо, — завел прядь волос мне за ухо. — Поешь, и может быть, найдешь в себе силы присоединиться к торжеству у костра.

Я молча опустила взгляд к еде, которую держала в руках. Соблазн был очень велик. Я почти страдала! Не удержалась, и закрыв глаза, поднесла мясо к лицу, вдохнув этот непревзойденный аромат… И не сразу заметила, как из комнаты вышел Дилан.