Книга Тьма наступает, страница 54 – Лиза Джейн Смит

Но внутренности Бонни свело не от этого, а от того, что она делала. Рядом с ней были разложены инструменты, похожие на те, с помощью которых миссис Флауэрс прочищала раны. Вот только Изабель никого не лечила.

Она делала дырки в своем теле.

Она уже продырявила губу, нос, одну бровь и уши, причем во множестве мест. Из всех этих мест на незастеленную кровать капала кровь. Пока Бонни рассматривала ее, Изабель, нахмурившись, подняла глаза и посмотрела на вошедших. Впрочем, хмурилась она только одной бровью. Вторая, на продырявленной стороне липа, не двигалась вообще.

Ее аура была грязно-оранжевой с черными пятнами.

Вдруг Бонни почувствовала, что ее сейчас вырвет. Бонни поняла это так отчетливо, что без труда преодолела смущение и пулей понеслась к корзинке для бумаг — она не знала, как заметила ее. Слава богу, внутри белый полиэтиленовый пакет, подумала Бонни, — после чего на несколько минут ей было чем заняться.

Ее сознание заполнила мысль: «Хорошо, что сегодня и еще не обедала», — но слух фиксировал доносившиеся звуки:

— Господи, ты спятила? Изабель, что ты с собой сделала? Ты хоть понимаешь, что может быть заражение... ты можешь повредить вены... можешь обездвижить мышцы?.. Мышцу, которая шевелит бровью, ты, кажется, уже повредила — и наверняка задела вену или артерию, иначе не было бы столько крови.

Бонни издала рвотный звук, склонившись над корзинкой, и сплюнула.

В этот момент она услышала сочный резкий звук.

Она выпрямилась, почти наверняка зная, что сейчас увидит. Мередит согнулась вдвое — судя по всему, от удара в живот.

С трудом осознавая происходящее, Бонни подлетели к Мередит.

— Господи, Мередит, она тебя ножом ударила?

Проникающая рана... в живот...

Мередит не могла перевести дыхание. Из глубин подсознания Бонни всплыли инструкции, которые Бонни слышала от своей сестры Мэри, работающей медсестрой.

Сжав обе руки в кулаки, Бонни стукнула Мередит но спине, и та с шумом вдохнула воздух.

— Спасибо, — слабым голосом сказала она, но Бонни уже оттаскивала ее, оттаскивала подальше от хохочущей Изабель, от набора самых длинных в мире игл, медицинского спирта и всего прочего, что стояло на подносе рядом с Изабель.

Бонни добежала до дверей и едва не столкнулась с Джимом, у которого в руках была мокрая ткань. «Это для меня, — подумала Бонни. — Или для Изабель». Больше всего Бонни хотелось задрать рубашку Мередит, чтобы абсолютно, на сто процентов убедиться, что там нет никакой дырки.

— Я успела отобрать... у нее... перед тем как она меня ударила, — с трудом переводя дыхание, проговорила Мередит, пока Бонни с беспокойством разглядывала кожу над низко сидящими джинсами. — Будет синяк, и все.

— Она и тебя ударила? — в отчаянии сказал Джим. Вернее, не сказал. Пролепетал.

«Ах ты бедолага, — подумала Бонни, наконец удостоверившись, что Изабель не продырявила Мередит. — Сначала Кэролайн, потом твоя сестра Тами, потом твоя девушка — а у тебя нет ни малейшей догадки насчет того, что творится?

А если бы мы тебе рассказали, ты решил бы, что мы спятили».

— Джимми, ты должен позвонить доктору Альперт, позвонить немедленно, а потом, я думаю, Изабель отвезут в больницу в Риджмонт. Она уже нанесла себе необратимые увечья — бог знает сколько. Во все эти раны наверняка попадет инфекция. Когда это с ней началось?

— Э-э-э... она начала вести себя странно после того, как к ней заходила Кэролайн.

— Кэролайн? — вскрикнула Бонни, — Она ползала на четвереньках?

Джим недоуменно посмотрел на нее.

— Что-что?

— Не обращай внимания, Бонни шутит, — непринужденно сказала Мередит. — Джимми, если не хочешь, можешь ничего не рассказывать про Кэролайн. Мы... в общем, мы знаем, что она у тебя переночевала.

— Это уже все знают? — спросил Джим. Вид у него был несчастный.

— Нет. Только Мэтт. А нам он рассказал только потому, что хотел, чтобы мы заехали проведать твою младшую сестру.

Джим выглядел одновременно виноватым и потрясенным. Из него полились слова, словно до этого их затолкали в бутылку, а потом с бутылки сияли пробку.

— Я вообще не понимаю, что творится. Могу только пересказать события. Это произошло пару дней назад, поздно вечером, — говорил Джим. — Зашла Кэролайн, и... понимаете, она мне даже никогда особо не нравилась. Ну, то есть она симпатичная, и родителей не было дома, но мне и в голову не могло прийти, что я из тех парней, которые...

— Забей. Расскажи про Кэролайн и Изабель.

— Да, конечно. Значит, Кэролайн зашла, и, в общем, на ней была блузка, ну совершенно прозрачная. И она спросила, типа, хочешь со мной потанцевать, в смысле медленный танец, и она... в общем, она уложила меня в постель. Вот так. А утром она стала уходить — и примерно тогда же зашел Мэтт. Это было позавчера. А потом я заметил, что Тами... как будто свихнулась. Я пытался что-нибудь сделать, но ничего не помогало. А потом мне позвонила Изабель... я никогда не слышал, чтобы она говорила таким истеричным голосом. Скорее всего, Кэролайн пришла к ней сразу после того, как ушла от меня. Иза-тян сказала, что собирается себя убить. Я прибежал сюда. Надо было оставить Тами одну — по-моему, от того, что я был дома, было только хуже.

Бонни посмотрела на Мередит и помяла, что обе они думают об одном и том же: примерно в это же время и Кэролайн, и Тами пытались соблазнить Мэтта.

— Думаю, что Кэролайн все ей рассказала, — Джим сглотнул. — Мы с Иза-тян никогда... понимаете, мы решили, что надо подождать. Но Иза-тян говорила мне только одно — что я горько пожалею. «Ты горько пожалеешь. Вот подожди, и сам увидишь», — она повторяла это и повторяла. Господи, я действительно горько пожалел.

— Ясно. Теперь перестань жалеть и звони доктору. Сию секунду, Джимми, — Мередит шлепнула его по заднице. — А потом свяжись с родителями. Перестань смотреть на меня как щенок на хозяина. Тебе уже исполнилось восемнадцать, и я даже не представляю себе, что с тобой могут сделать за то, что ты на все это время оставил Тами одну.

— Но...

— Никаких «но». Делай что я сказала, Джимми.

А потом она кое-что сделала. Бонни все время боялась, что Мередит это сделает, но знала, что она поступит именно так. Она снова подошла к Изабель. Та сидела опустив голову — одной рукой она сжимала пупок, а в другой держала длинную блестящую иголку.

Не успела Мередит открыть рот, как Изабель сказала:

— Значит, и ты тоже? Я слышала, как ты называла его «Джимми». Все вы хотите отобрать его у меня. Все вы, дряни, хотите, чтобы мне было больно. Урусенаи! Сеттаи Урусенаи!

— Изабель! Не надо! Неужели ты не понимаешь, что ты сама делаешь себе больно?