Онлайн книга «Большая книга ужасов – 81»
|
Наверное, я здорово испугалась тогда – не помню. Сразу достала телефон, осветила ее лицо. Нормальный цвет, розовый. Глаза чуть приоткрыты и в щелочки видать только белки. Пощупала пульс – есть, кажется даже нормальный. Жива. Мне показалось другое. Другое-то другое, а это что может быть? Снотворное? Но не на дежурстве же! Во всяком случае, выпила она его не сама. Надо кого-то позвать! Я побежала в соседний вагон, уже не слишком заботясь о тишине. За спиной отъехала дверь купе: курсанты проснулись, больше некому. Не стала ждать. Крикнула в воздух: «Проводнице плохо!» – большие мальчики, поймут – и выскочила в соседний вагон. Хлопнула межвагонной дверью, услышала из купе, что не права и чей-то концертный храп из другого купе. Бежать до следующей проводницы – всего-то один вагон, меньше минуты, а мне показалось долго. Свет не горел. Здесь тоже. Электричество они, что ли, экономят? За спиной уже топал кто-то из курсантов. – Ирка, подожди! – Фиалка. Купе проводника было приоткрыто. Я сунулась и увидела те же блестящие в темноте форменные пуговицы. Нет уж, этой я спать не дам! – Там в соседнем вагоне проводнице плохо! – Я хорошенько тряхнула ее за плечо, и ничего не произошло. Я тряхнула сильнее. Посветила телефоном ей в лицо, похлопала по щекам. Нет, так не бывает. Когда два раза подряд натыкаешься на одну и ту же картину, кажется, что сама спишь. Вдох, раз-два, выдох. Когда перестаешь понимать, что творится вокруг, на помощь приходят дыхательные упражнения. Я в соседнем вагоне, хочу позвать на помощь проводницу, потому что наша крепко спит и ни на что не реагирует. – Проснитесь. – Я тряхнула ее за плечо, но она даже не дернулась. – В нашем вагоне проводнице плохо! – Я похлопала ее по щекам: шлепки показались оглушительными в этой тишине. Нет, она дышала, точно дышала. Но отказывалась просыпаться. Кошачьи глаза-пуговицы ехидно поблескивали в темноте. Совсем озверев, я пальцем раздвинула ей веки. Белок с красными прожилками. Глаз, как в обмороке или во сне. Здоровый человек давно бы вскочил и дал мне по шее, а эта лежала мешком. Перепроверила: пульс точно есть. Жива. – Курсант Варшавская, что за фигня?! – В купе влетел Фиалка, сонный и ошалевший. – Я сплю себе, никого не трогаю. Вдруг слышу: бабах! Тыгыдым-тыгыдым… Думал – учебная тревога, а это ты. – Это не я, курсант Фиалка. Это проводники. – Полупроводники. Говори толком! Иногда я не знаю, что стоит говорить людям, а что нет. Они не верят – вот в чем подстава. И Фиалка мне не поверит. – Они спят. Крепко. И наша, и эта. – Я тоже спал, пока ты не затопала по коридору. Чего вскочила-то? – Хотела узнать, почему стоим. Видишь, платформы нет. Фиалка прижался лицом к стеклу, хотя белоснежную припорошенную степь с полоской леса и так было видать. Он человек, он ничему не верит. Вышел в коридор, посмотрел в другое окно. Я терпеливо стояла у спящей проводницы, ожидая, пока до него дойдет. Вернулся: – Ну, допустим. И что с того? – Мы стоим в чистом поле. Проводницы спят и не просыпаются. – Как это? Я не ответила, и тогда он тряхнул проводницу за плечо. Раз, другой. Сильнее… – Не трудись, я уже и по щекам хлестала… – Что за фигня?! – Вот этот вопрос я себе и задаю. Не нравится мне это все. Фиалка вышел и побежал дальше по вагону. Я догадывалась куда и шла за ним. Мы вышли в третий вагон, топая как слоны на параде, дошли до купе проводника… – Что-то мне уже стремно. – Постучи. Постучал: – Уверена, что она там? – Нет, – соврала я. Ну и что? – Да что она – уснула, что ли?! – Думаю, да. Как и наша, и та, что во втором вагоне. – Не паникуй, курсант Варшавская… – Фиалка нажал ручку, и дверь открылась. В темноте я увидела все те же блестящие форменные пуговицы. Господи, пусть хоть эта просто нормально спит! Я стояла в дверях и наблюдала, как Фиалка трясет проводницу за плечо. Это были очень длинные секунды. Она не просыпалась. Я сосчитала про себя до ста, наверное слишком быстро, потом умножала в уме трехзначные числа. Она не просыпалась. Фиалка уже орал ей в ухо и ворчал что-то про пьяниц. Не-а. Такой сильный запах я бы услышала первым делом. После очередного Фиалкиного вопля: «Вставайте уже, почему стоим?!» – я все-таки решилась подойти и оголить ей шею. Пульс есть. Так крепко спать невозможно. – И что она такое, по-твоему, приняла? – Думаешь, сама? – Ничего я не думаю. – Это уже третья. – Значит, из одной бутылки употребляли и кто-то подшутил. – Хорошо если ты прав. Фиалка завис. Присел на полку и уставился перед собой: – А где твой дед-то? Я шел мимо вашего купе, не увидел его. – Я тоже. Может, пойдем навестим машиниста? Интересно мне, почему это мы встали в неположенном месте. Только мальчишек надо разбудить. – Не бойся, курсант Варшавская, эвакуатор нас не заберет. – Я серьезно. Если проводники в бессознательном состоянии… – Да пустят нас к машинисту, жди! А если и прорвемся как-нибудь, даст нам по шее тот машинист – и будет прав… Я показала на черное окно: – Видишь? Станции нет. Мы встали посреди пути, курсант Фиалка. Я не знаю почему, не знаю, связано ли это как-то со спящими проводницами, но догадываюсь, что будет, если и дальше так стоять… Фиалка рассеянно уставился в окно. Неужели доходит? – Что-то случилось, значит… Может, до следующего вагона дойдем? – А если и там такая же картина? Фиалка выглянул в коридор. Кто-то из пассажиров заливисто храпел. Умиротворяющие звуки: что под них может случиться плохого? – Значит, мы останемся без чая, а проводницы – без работы. – Напоминаю: поезд стоит. – Значит, так и надо. Диспетчер не дурак: разведет поезда, никто никому в зад не въедет. У пассажирских строго с безопасностью: интервалы, все дела… Ужастиков насмотрелась про крушение поездов? Все-таки нелегко с людьми. – А ты уверен, что диспетчер вообще в курсе? – Да должен же быть какой-то видеомониторинг, двадцать первый век на дворе. – Точно знаешь? – Черт… Ты сделаешь меня параноиком, курсант Варшавская. Пойдем остальных будить. И надо все-таки найти твоего деда. * * * Честно говоря, я была уверена, что дед вышел ненадолго и к нашему приходу уже будет на месте. Нет. В купе никого не было, я решила, что найду его позже, сейчас нам важно другое. |