Книга Тайный дневник Верити, страница 12 – Коллин Гувер

Джереми дожидается, пока я поднимусь на второй этаж. Коридор делится на две части – три двери с одной стороны и две с другой. Джереми поворачивает налево.

– Это комната Крю, – поясняет он, показывая на первую комнату. – Я сплю здесь, – он показывает на соседнюю дверь.

Напротив этих двух комнат еще одна дверь. Она закрыта, Джереми тихо стучит и открывает ее.

Сама не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.

Она лежит на спине, глядя в потолок, светлые волосы рассыпаны по подушке. Сиделка в голубом костюме сидит в изножье кровати и надевает ей на ноги носки. Крю лежит рядом с Верити на кровати, у него в руках айпад. У Верити пустой, равнодушный к окружающему миру взгляд. Она не замечает сиделки. Не замечает меня. Крю. Джереми, который наклоняется к ней и убирает волосы со лба. Она моргает, и больше ничего. Словно она не понимает, что мужчина, от которого она родила троих детей, проявляет к ней нежность. Я пытаюсь скрыть мурашки на своих руках.

Сиделка обращается к Джереми.

– Она казалась усталой, и сегодня я решила уложить ее пораньше.

Она накрывает Верити одеялом.

Джереми идет к окну и закрывает занавески.

– Она приняла таблетки?

Сиделка приподнимает ноги Верити и заправляет под них одеяло.

– Да, до полуночи ничего делать не нужно.

Сиделка старше Джереми, на вид ей около пятидесяти пяти. У нее короткие рыжие волосы. Она смотрит на меня, потом снова на Джереми, дожидаясь, пока нас представят.

Джереми трясет головой, словно он вообще забыл о моем присутствии. Он смотрит на сиделку и машет в мою сторону рукой.

– Это Лора Чейз, писательница, о которой я вам рассказывал. Лора, это Эйприл, сиделка Верити.

Я жму руку Эйприл и чувствую ее оценивающий взгляд. Она осматривает меня с головы до ног.

– Я думала, вы будете старше, – заявляет она.

Что вообще можно на это ответить? Вместе со взглядом ее комментарий звучит как укол. Или упрек. Не обращая внимания, я улыбаюсь.

– Приятно познакомиться, Эйприл.

– Взаимно.

Она берет с комода сумочку и поворачивается к Джереми.

– Увидимся утром. Ночью проблем возникнуть не должно.

Потом наклоняется, чтобы пощекотать Крю. Тот хихикает и отползает в сторону. Я отодвигаюсь, выпуская Эйприл из комнаты.

Бросаю взгляд на кровать. Глаза Верити по-прежнему открыты и смотрят в никуда. Я не уверена, что она вообще осознает, что ушла ее сиделка. Она вообще осознает хоть что-нибудь? Я ужасно сочувствую Крю. И Джереми. И Верити.

Не уверена, что хотела бы жить в таком состоянии. И знать при этом, что ко мне привязан Джереми… Здесь все такое гнетущее. Этот дом, прошлые трагедии этой семьи и ее нынешняя борьба.

– Крю, не испытывай мое терпение. Я сказал тебе идти мыться.

Крю смотрит на Джереми и улыбается, но с кровати не слезает.

– Считаю до трех.

Крю откладывает айпад в сторону, но продолжает игнорировать Джереми.

– Три… Два…

И наконец, на счет один, Джереми бросается на Крю, хватает его за ноги и поднимает в воздух.

– Ну все, время висеть вниз головой!

Крю хохочет и извивается.

– Только не это!

Джереми оборачивается ко мне.

– Лора, сколько секунд дети могут висеть вниз головой, пока у них не перевернется мозг и они не начнут разговаривать задом наперед?

Я смеюсь.

– Я слышала, двадцать. Но возможно, и пятнадцать секунд.

Крю кричит:

– Нет, папочка, я пойду мыться! Я не хочу, чтобы у меня перевернулся мозг!

– А уши почистишь? Потому что они явно плохо слышали, когда я просил тебя отправляться в душ.

– Клянусь!

Джереми закидывает его на плечо и переворачивает обратно, прежде чем опустить на пол. Ерошит сыну волосы и командует:

– Вперед!

Я наблюдаю, как Крю торопится к двери и по коридору, в свою комнату. Теперь, когда я понаблюдала, как Джереми общается с Крю, дом кажется чуть более гостеприимным.

– Он милый. Сколько ему лет?

– Пять, – говорит Джереми.

Он наклоняется к больничной кровати Верити и немного ее приподнимает. Потом берет со столика возле ее кровати пульт и включает телевизор.

Мы выходим из спальни, и он прикрывает за собой дверь. Я стою посреди коридора, и он поворачивается ко мне. Прячет руки в карманы своих серых штанов. Судя по его поведению, он хочет сказать мне что-то еще – объяснить подробности. Но он молчит. Вздыхает и смотрит на комнату Верити.

– Крю боялся спать здесь один. Он перенес все стойко, но по ночам ему тяжеловато. Он хотел быть поближе к ней, но ему не нравится спать внизу. Я решил, ему будет легче, если мы все переедем сюда, – Джереми идет обратно по коридору. – А значит, по ночам весь первый этаж в твоем распоряжении, – он выключает в коридоре свет. – Показать тебе ее кабинет?

– Конечно.

Когда я захожу в комнату, у меня возникает ощущение, что я залезла в ящик с нижним бельем Верити. Все пространство с пола до потолка занимают полки, забитые книгами. Вдоль стен стоят коробки с бумагами. Рабочий стол… Господи, ее стол. Он простирается с одного конца комнаты до другого, вдоль стены с огромными окнами, выходящими на задний двор. И каждый сантиметр стола покрыт стопками бумаг.

– Она не слишком организованный человек, – поясняет Джереми.

Я улыбаюсь, чувствуя родство с Верити.

– Как и большинство писателей.

– Понадобится немало времени. Я бы попытался разобраться сам, но для меня это китайская грамота.

Я подхожу к ближайшей полке и провожу рукой по книгам. Это зарубежные издания ее работ. Беру немецкое издание и рассматриваю.

– У нее есть ноутбук и стационарный компьютер, – рассказывает Джереми. – Я написал пароли на самоклеящейся бумажке, – он берет ноутбук, лежащий возле компьютера. – Она постоянно делала заметки. Записывала свои мысли. Писала идеи на салфетках. Записывала диалоги в душе, в водонепроницаемом блокноте, – Джереми кладет ноутбук обратно на стол. – Однажды она использовала маркер, чтобы записать имена персонажей на подгузнике Крю. Мы были в зоопарке, и у нее не было с собой блокнота.

Он медленно обходит ее кабинет по кругу, словно не заходил сюда какое-то время.

– Весь мир был ее манускриптом. Каждая поверхность могла быть использована.

У меня внутри все теплеет – кажется, он ценил творческий процесс жены. Я оборачиваюсь вокруг собственной оси, еще раз все осматривая.