
Онлайн книга «В чём дело, Полли?»
И никак невдомёк им, пернатым. Я дотронулась до носа и ничуть не удивилась, увидев потом две багровые капли на ладони. «Ты права» – подумала я, ничего не сказав вслух. Вместо того, чтобы пойти в уборную и умыться, я размазала кровь по лицу и отправилась доделывать оставшуюся работу. Даже представить не могу, что в этот момент обо мне подумала Аня. Но она не могла знать, насколько важно мне сейчас не приближаться к зеркалу. Что в их пении дивном, скорбном. После всего я заперлась в комнате. Накинула покрывало на зеркало и плотно задёрнула шторы. Завалилась в постель и занырнула головой под подушку, даже не переодевшись в пижаму. Мне было необходимо проспать до самого утра. В дверь постучали. Говорится про гибель мою… Там за дверью только болото. Не встану. Не открою. Я не впущу его сюда. Там они. Господи, ОНИ! Они, Близнецы. Почему они здесь? Близнецы! Ненавижу! Боже мой, я схожу с ума. Я чувствую, как безумие разливается по моим венам. Оно пульсирует. Лезет мне в печень и в лёгкие. Безумие – это болезнь. Кто заразил меня ей? – Ты откроешь? – приглушённо донёсся голос Питера из-за двери. – Уходи, мне нездоровится, – прошептала я, точно зная, что он меня не услышит. – Полли, мне не по себе, давай поговорим и забудем эту ссору? Ты слышишь? Эй! Я захожу? Я укуталась в одеяло, как в королевскую мантию, и подошла к двери. Питер вошёл сразу, как услышал мои шаги. Ну почему эти дурацкие двери не запираются? – Слушай… – протянула я. У меня не было никакого настроения говорить ни о псах, ни о Бране и том мужчине, ни о том, что они что-то задумали против Мишеля. Пока я барахталась в своём омуте и это было единственное, что меня беспокоило. Господи… Питер прав, всё, что меня беспокоит – это я сама… – Аня сказала, у тебя кровь носом шла. – Ты ведь не из-за этого пришёл? – Нет… Давай всё проясним, ладно? – Всё в порядке, я была не права. Только давай больше не будем об этом? Питер проскользнул мимо, облокотился на мой подоконник и заглянул за штору. Торшер погас, мы не шелохнулись. Неужели уже полночь? – Странные они, эти парни, да? – Не будем о них. – Они такие синхронные. Они близнецы, конечно, но всё равно два разных человека, понимаешь? Так же не… Эй! Ты чего? Меня снова стошнило. Вот гадость! Как бы найти фонарик и не заляпать тут всё. – Пит, у меня под подушкой… – У меня есть. Парень достал из кармана маленький фонарик и осветил комнату. До чего же в темноте она кажется огромной. Я выхватила первую попавшуюся простынь и протёрла пол. – Тебе бы к врачу, что ли, – испугано произнёс Питер. – Нет. Я, когда переживаю сильно… Кровь из носа может пойти или вот это. Чаще, когда укачает, но и так бывает… – Идём-ка на свежий воздух, а? – А как же комендантский час? – Чувствуешь? – он пошмыгал носом. – Что? – я тоже пошмыгала. – Лаванда. Это значит, что у Мишеля сильная мигрень, он нас не застукает. Питер это произнёс с явным знанием дела, но я всё равно отказалась выходить из комнаты. Тогда он открыл окно, от свежего воздуха мне действительно стало лучше. – Что с тобой происходит? – спросил он. – Честно? Дурной это знак. – Что именно? – Эти Близнецы. Для меня дурной знак. – Серьёзно? – Близнецы отождествляют отражение. Это как зеркало без стекла, понимаешь? Они как ходячее зеркало. Кто из них настоящий, а кто отражение? – Да у тебя горячка никак? – Забудь. – Мы немного помолчали, а потом я спросила: – Пит, а ты долго собираешься тут оставаться? – До конца сезона, если ничего не изменится, – он как-то странно посмотрел на меня. – Сезон заканчивается на девятый день осени. Пансионат закроется для посетителей. Ты не знала? – Мне никто об этом не говорил. Ты уверен? – Я обычно стараюсь разузнать про место, где собираюсь работать, – отшутился он, а потом серьёзно добавил: – Уверен. У меня брат здесь работал. * * * Остаток ночи прошёл без происшествий. Зато проснулась я от противного звона бьющегося стекла. Еле сумев вытащить голову из-под одеяла, я увидела, что зеркало, раздробленное на сотни осколков, валялось на полу. «Ну и поделом ему» – подумала я и переступила через обломки. Служебной ванной пользовались редко. Она была тесной, тусклой, с подтекающими кранами и чудовищным голубым кафелем, таким старым, что многолетняя плесень, въевшаяся в него на молекулярном уровне, ничем не счищалась. Обычно все игнорировали эту комнату, отдавая предпочтение душевой или большой ванной комнате на первом этаже. А мне в ней почему-то нравилось. Нравилось и миссис Беккер, я застала её там, склонившейся над раковиной. Заметив меня, замотанную в полотенце и очень растерянную, Беккер выпрямилась. Её отражение в зеркале улыбнулось мне. Улыбнулась ли она сама, я не увидела, женщина всё ещё стояла ко мне спиной. – Доброе утро, было не заперто. Извините… – Я уже ухожу, Полли, проходи. Женщина смочила руки и перевела взгляд на себя. Её отражение в старом, помутневшем от влажности зеркале выглядело тоскливо. На сей раз зеркало не искажало реальность, а преподносило её в истинном ключе: Беккер отражалась болезненной и рыхлой, хотя стоило ей повернуться ко мне, я снова видела ухоженную даму в неизменном чёрном платье и лакированных туфлях. Сильную и свежую. – Уже не первый год твержу Мишелю, что здесь необходимо сделать ремонт. Но он считает, что в этом нет необходимости. Ему всегда не хватало организованности. Вечно он витает в облаках… Полли, ты веришь во всякое такое, во что взрослые люди верить не должны? – Например, во что? В призраков? Магию? – Нет. В то, что можно прожить счастливую жизнь. – Странные у вас мысли с утра пораньше… – А в любовь ты веришь? – Я даже зубы ещё не чистила, как я могу рассуждать о таких вещах? – Бескорыстную, чистую, всепрощающую? – Нет. Не верю. – А как же любовь матери к своему чаду? – Это другое. Наверно… Женщина молчаливо покачала головой. Её губы задрожали, она стала покусывать их, съедая и размазывая бордовую помаду. Я думала, что она вот-вот заплачет, но её глаза прояснились и она вдруг снова стала сосредоточенной и железной. – Я не знала, что осенью пансионат будет закрыт для постояльцев. Почему мне никто об этом не сообщил? Я рассчитывала задержаться здесь хотя бы до зимы. |