Книга Восьмая личность, страница 18 – Максин Мей-Фан Чан

— Привет, Элла, — говорит та, что покрасивее, и чмокает Эллу в щеку. — Что ты здесь делаешь?

Другая поворачивается ко мне и тоже чмокает меня в щеку, хотя мы с ней не знакомы.

— У меня встреча с хозяином.

— С Навидом?

— Ты его знаешь?

— Да, мы знакомы, — хором отвечают обе и чванливо выпячивают груди, будто это нос фрегата. Подозреваю, они тем самым хотят произвести впечатление на Навида. — Мы работаем здесь с прошлой недели. Больше никаких джинсов. Слава богу.

Девицы смеются.

— Круто, — говорит Элла.

— А кто мне скажет, где тут туалет? — вмешиваюсь я.

— Там, — указывает та, что покрасивее. — За двойной дверью.

Я отклеиваюсь от Эллы с намерением набить в свой крохотный бюстгальтер носовых платков.

* * *

Когда я возвращаюсь, возле Эллы вместо девушек стоят мужчина, высокий и атлетического сложения, и пожилая женщина, невысокая и суровая.

Я занимаю свое место подле Эллы.

— Я Кесси, — представляется женщина, пожимая мне руку.

Таких мадам — деловых, в возрасте за пятьдесят, в строгом костюме и с безжалостной улыбкой — всегда можно найти там, где мужчины считают приемлемым покупать секс. Кесси протягивает мне напиток, загибая о стакан розовую соломинку. Она окидывает меня острым как бритва взглядом невыразительных глаз.

— Спасибо, — говорю я, по неловкой позе Эллы чувствуя, что она напряжена. На ее губах застыла фальшивая улыбка, руки скрещены на груди.

Наконец ко мне поворачивается мужчина. Между его губ болтается зубочистка.

— Я Навид, — улыбается он.

Моя первая реакция — паника. Опираясь на спинку барного стула, на котором сидит Элла, он осматривает меня с ног до головы. У него влажные глаза животного. Он одет в темно-синий кашемировый пуловер и белоснежную сорочку, на ногах мокасины «Тодз». Он смотрит на меня, перекидывая зубочистку туда-сюда. Мимо нас проскальзывают те две девицы. Он замечает их, но все же пытается сохранить сосредоточенность. В конечном итоге он опять поворачивается к Элле.

— Я рад, что ты хочешь присоединиться к нам, — медленно, мягким голосом говорит он. Его глаза — как ямы с чернилами. — Ты отлично впишешься в коллектив. Правда, Кесси?

Кесси кивает.

«Фу», — говорит Стая.

Элла опускает руки между ног и наклоняется к нему, словно наэлектризованная его вниманием. Раздуваясь от его похвалы. На мгновение я представляю знакомых мне девушек, которые живут в моем районе чуть западнее меня. В них постоянно тлела надежда, что кто-нибудь из парней постарше — или их отцы — обратят на них внимание. Что кто-нибудь освободит их от жизни, в которой они никогда не чувствовали себя хорошо. В которой их редко ласкали или обнимали.

Кесси смотрит на Эллу, как на призовую корову. Когда она тянется за орешками к миске на барной стойке, с ее правой руки коварно подмигивает бриллиант. Она забрасывает орешки глубоко в глотку, потом опять наклоняется вперед, и нефритовые бусины браслета с громким клацаньем ударяются о стойку. Отвисшая кожа на ее предплечье похожа на брюхо стерилизованной кошки.

— Мы платим два пятьдесят за ночь, — говорит Кесси, — еще есть чаевые.

— Сколько? — спрашивает Элла.

— По-разному.

— От чего это зависит?

— От того, как сильно ты им нравишься, — говорит Навид. — Много ли улыбаешься.

Элла улыбается.

— Здорово! — Она ликует, и все трое смеются.

Я, аутсайдер, краем глаза замечаю Шона: он сейчас стоит за барной стойкой.

— Сейчас вернусь, — говорю я.

— Конечно, — говорит Навид, — можешь не спешить.

«Естественно, могу, — мысленно говорю я. — Ведь тебя интересую совсем не я».

Шон видит, что я иду к нему.

— Привет, — говорит он, подмигивая.

— Привет. — Я улыбаюсь ему.

Короткие рукава майки открывают перекатывающиеся выпуклые мышцы его плеч, я ухитряюсь разглядеть несколько татушек. На правой руке — хвост русалки, на левой — пятку чудовища. Чудовища и русалки.

«Интересно, кого он предпочитает, — гадает Онир. — Русалок? У них нет страха глубины, зато есть страх прожить жизнь в мелководье. Или чудовищ? Тех, что в голове, а не под кроватью?»

«Ш-ш», — говорю я.

Я наблюдаю, как он смешивает коктейли, как двигаются его руки. Хвост русалки вытягивается, когда он насаживает крохотный гибискус на край стакана с ободком из соли. Он подвигает персикового цвета напиток девушке с отталкивающей физиономией. Девушка одаряет его улыбкой, открывая кривые зубы, и опускает красивые глаза.

Шон перегибается через стойку и целует меня в губы.

Отталкивающая физиономия забирает свой коктейль и спешит прочь.

— Все на сегодня в силе? — спрашивает он.

— Конечно, — отвечаю я и поднимаю большой палец, характеризуя ознакомительную встречу Эллы с Навидом и Кесси позади меня. — Я просто…

— Все в порядке, иди. Найдешь меня в подсобке через полчаса.

Я знаю, что делать мне это не следует, но я все равно обхватываю его за шею и целую. И надеюсь, что на нас смотрят. На этот раз я целую его с языком. Поступок, продиктованный собственническими чувствами — чтобы дать всем понять: этот парень — мой, во всяком случае, на сегодняшний вечер.

Раннер зажмуривается.

«Фи», — говорит она, морщась.

* * *

— Еще выпьешь? — спрашивает Навид, когда я возвращаюсь к ним.

Кесси в конце барной стойки разговаривает с официанткой с фальшивой грудью.

— Нет, спасибо, — отвечаю я, обращая внимание на то, что официантка нервно теребит подол своей короткой черной юбки.

Едва не плача, она поворачивается и указывает на группу мужчин в дальнем конце под большими зеркалами в стиле деко. Споты, установленные по обе стороны от группы, освещают липкие от пота щеки мужчин.

— Классное место. Вы давно тут? — спрашивает Элла, замечая, что Навид отвлекся.

— Прошу прощения. — Он улыбается. Голос Кесси становится громче. Он треплет Эллу по коленке.

Навид подходит к Кесси и официантке и хлопает ладонью по стойке. Обе замолкают, с их лиц мгновенно слетает раздраженное выражение. Навид берет каждую за плечо и отправляет официантку к той группе мужчин.

«Мило, очень мило», — говорит Раннер.

Я наблюдаю, как Кесси наматывает на палец жесткий черный локон. Она угодливо кивает. Навид дружески пожимает ей руку и уходит, идет к двум другим членам нашей поп-группы, с загорелыми телами которых он, кажется, хорошо знаком. Девицы радуются, как идиотки; от его внимания они растекаются, как масляная лужа под старой машиной. От обещания чего-то, что они, вероятно, не получают дома. Он по очереди смотрит на девиц, будто ждет поцелуя. Ни одна из них не двигается, и он сует им что-то, проводя руками по их бедрам.