Книга Восьмая личность, страница 38 – Максин Мей-Фан Чан

— Онир, — говорю я, глядя ей в глаза, — мне в голову пришла одна мысль.

— Да?

— Навид знает, что у Эллы есть младшая сестра?

Ее лицо вдруг становится пепельным.

— Не уверена, — отвечает она. — Вряд ли.

Я против воли представляю худший сценарий, и мое дыхание учащается, а ладони потеют.

— Думаю, ты отрицаешь очевидное. Твоя подруга, даже если бы захотела, не смогла бы найти работу хуже, — говорю я. — А ты не могла бы более опрометчиво выбрать себе парня. Он работает на человека, который считает нормальным угрожать кому-то. Ты хоть понимаешь? «Электра» — небезопасное место. Для тебя. Я говорю это не потому, что хочу напугать тебя. Я забочусь о тебе. Я не хочу быть сторонним наблюдателем.

Она одергивает шелковое платье и выпрямляется. Переключение, говорю я себе. Она снимает ногу с колена и смотрит на литографию, качая головой из стороны в сторону. Сердечко ожерелья лежит в ямочке под ее шеей.

— Алекса? — спрашиваю я.

Она кивает.

Я молчу, снова пытаясь собраться с мыслями.

— Сегодня что-то много переключений, — говорю я.

— Знаю. Извините.

— Нет надобности извиняться. Это просто мое наблюдение.

Молчание.

— Тебе хочется чувствовать себя в безопасности? — спрашиваю я.

— Не знаю.

— Почему?

— Может получиться, что я возненавижу себя.

Я жду.

— Так всегда было. Ну, часть меня так всегда делала. С детства.

— Но ведь родилась ты без этого чувства. Вероятно, кто-то тебе об этом сказал или вынудил тебя так чувствовать. А ты, в свою очередь, поверила ему. Кто это был?

— Отец.

— Расскажи мне о нем.

— Я превратила его в бога.

Я изгибаю бровь.

— Он единственный, кто обращал на меня хоть какое-то внимание.

— Не все внимание идет на пользу, — говорю я. — Он манипулировал твоей привязанностью. Травматическая связь.

Алекса смотрит на меня, осмысливая то, что я сейчас сказал.

— Он обзывал меня тупой. Бесполезным куском дерьма. А потом сделал из меня свою шлюху.

Она отворачивается.

— Значит, этот человек, твой отец, который, как ты считаешь, имеет монополию на твою самооценку, — продолжаю я, — говорил тебе все эти вещи, и ты верила ему. Он приходил к тебе по ночам, искал утешения у своей девятилетней дочери. Он был преступником. Твоим Тигром. Педофилом. Человеком, который думал, что у него есть на это право.

— Он говорил, что любит меня.

— До того, как изнасиловал тебя, или после?

Молчание.

— Мне нужно, чтобы ты осознала все то, что ты не видишь.

Она свешивает голову, глаза наполняются слезами.

— Он был твоим отцом, но он тобой не владел, — мягко говорю я. — Ты была маленькой девочкой, которая только что потеряла маму. А он манипулировал тобой. Своими словами вынуждал тебя молчать. Ты была ребенком без возможности выбора. Тебе приходилось верить ему — а какие другие варианты у тебя были? Однако ты уже давно не та маленькая девочка. Ты знаешь разницу между плохим и хорошим. В глубине души ты знаешь, что ты совсем не плохая и не тупая. И что ты не бесполезный кусок дерьма.

Закончив проповедь, я откидываюсь на спинку.

У нее дрожат плечи, потом дрожь переходит на грудь. Из глаз текут горькие и непрошеные слезы.

— Именно тогда все началось, — плачет она, от муки у нее прерывается голос, — я стала покидать Тело, терять время, собирать Стаю. Они помогали мне. Они стали моей семьей, моими подругами.

— Когда мы с тобой в первый раз встретились, ты говорила, что члены твоей семьи постоянно борются друг с другом. Ты имела в виду личности?

— Да.

Во рту пересохло, и я судорожно сглатываю.

— Ты продолжаешь принимать свои препараты?

— Иногда, — говорит она, — но Паскуды прячут их от нас. Думаю, они хотят, чтобы я сошла с ума.

— Часть тебя хочет сойти с ума, — говорю я.

— Часть меня хочет сойти с ума, — повторяет она, — темная часть.

— Этот диверсант, — говорю я, — та часть, что вредит самой себе, поддерживает отношения с потенциально опасными людьми. Мы договорились о том, что ты будешь уменьшать дозу постепенно.

— Я пытаюсь!

Она обхватывает себя обеими руками и раскачивается взад-вперед.

— Я больше не хочу разговаривать, — заявляет она, поднимая голову. Ее руки безвольно повисают, французский узел разваливается, и волосы рассыпаются по плечам.

— Ты не сумасшедшая и не плохая, — говорю я. — Ты полноценный человек, которого твой отец подверг ужасающему насилию. Ты не сделала ничего неправильного. Ты была ребенком. И очень важно, чтобы ты осмыслила эти слова. Впитала в себя. Сегодня ты будешь пытаться быть тем самым человеком, которым тебе нужно было стать, когда ты была подростком. Повторяй вместе со мной.

Я взмахиваю рукой.

— Сегодня я сильная.

— Сегодня я сильная, — повторяет она.

— Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком.

Она откашливается.

— Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком.

— Хорошо. Теперь повтори все это пять раз. Повторяй осознанно, а не механически.

Она выпрямляет спину и разводит плечи.

— Сегодня я сильная. Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком. Сегодня я сильная. Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком. Сегодня я сильная. Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком. Сегодня я сильная. Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком. Сегодня я сильная. Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком.

— Хорошо.

— Что дальше?

— А теперь усвой все это.

— Что, если не сработает?

— Разве так трудно поверить мне?

Она пожимает плечами.

— Твой отец, ты все еще ищешь его. Везде.

Она кивает.

— Ты предпочитаешь верить своему жестокому отцу, который манипулировал людьми?