Книга Гладиатор. Возвращение, страница 16 – Алекс Чер, Елена Лабрус

- Злыдня, - отпускает он меня и садится повыше к низкому изголовью кровати, пока я устраиваюсь на краешек рядом с ним. - Как там, ты сказала, тебя зовут? Полина?

- Упс! - набранная в ложку каша падает ровно в ложбинку на груди, и мы оба смотрим, как медленно она стекает вниз, а потом встречаемся глазами. - Извини, но это всё равно была ложка за Полину. А вот эта - за меня. И попробуй только не открыть рот.

- Я вроде как и сам есть могу. И вообще, кажется, не голоден.

- Упс! - рядом с первой падает вторая лепёшка. Алекс гневно выдыхает и всё же открывает рот. И стискивает зубы, не отдавая мне обратно ложку. - Ай-яй-яй! Плохая собака!

Всё же отбираю ложку, но в отместку ставлю ему бабушкин фарфор на грудь. А донышко всё же нагрелось.

- Чёрт! - подхватывает он тарелку, и шумно выдыхает, пока я с невинным видом слизываю кашу. - Да что же ты делаешь-то!

- Прости, прости, - вытираю остатки полотенцем. - Больше не буду. Ты всё же старенький, больной, тебе нельзя так волноваться, - глажу там, где уже так уверенно твёрдо, и пытаюсь выровнять своё моментально сбившееся дыхание. Я соскучилась по нему невыносимо, но вернулась не для того, чтобы его добить. - Кушай кашку, счастье моё!

Но куда уж мне выстоять даже против одной его руки, когда он сгребает меня в охапку, за шею, как котёнка.

- Как я по тебе скучал, - всматривается он пристально в мои глаза, посылая к чёрту все и свои, и мои шуточки. - Я больше ни за что тебя не отпущу. Никогда. Запомни это!

И я утыкаюсь в его грудь, потому что несмотря на всю эту браваду больше всего сейчас хочу плакать. Может потому, что он наконец рядом. Может потому, что он - мой, и все самые смелые из моих надежд оправдались. А может потому, что с ним так жестоко обошлись. Но в том, что у меня сердце разрывается, глядя, как он измучен, я ему, конечно, ни за что не признаюсь.

- Прости меня! - мой голос звучит тихо и жалко, но он только крепче прижимает меня к себе.

- Я простил. Ты всё правильно сделала, - прикасается он губами к моим волосам, шумно вдыхая их запах. - Я только не сразу это понял. Но это уже не важно. Главное, что ты вернулась. Или ты ненадолго?

- Как получится, - пожимаю плечами. - Надеюсь, навсегда.

- И я надеюсь, - он всё же принимается меня поцеловать. Но никак не могу позволить ему большего, чем влажно припавшие к моим его губы, требовательно заставляющие мои расступиться, открывающиеся, тянущиеся ему на встречу. Чёрт! Я почти теряю сознание, как всегда, в его руках. Плыву, теку, таю, теряю всяческое самообладание. Но ещё могу сопротивляться его сумасшедшему притяжению.

- Расскажи мне, как этой мерзкой Наденьке удалось всё провернуть? - разрываю поцелуй к нашему общему огорчению, но всё же благу.

- Очень просто, - возвращает он на грудь тарелку, которую всё это время так и держит в руке. - Как всё же легко, оказывается, убить человека, если задаться такой целью. А уж страдающего таким недугом, как аллергия, в разы легче.

- Она подсунула ему чеснок? - подкладываю под тарелку полотенце. И мягко, но настойчиво всё же заставляю Алекса глотать кашу.

Медсестра сказала, что у него совсем нет аппетита, но ему очень нужны силы. Пока ждали такси, эта мудрая женщина и рекомендации по его уходу мне дала, и даже курс медикаментов расписала. Ещё и дала в дорогу и эти самые лекарства, и складной штатив, чтобы ставить капельницы. Благо, что после ухода за больной мамой для меня с четырнадцати лет это не проблема: уколы, капельницы внутривенно. Маме не на кого было надеяться, кроме меня. И, судя по рассказам медсестры, Алексу тоже.

- Этого я точно не знаю, - напоминает Алекс о нашем разговоре. - Я в это время бегал за тобой.

- Или от меня, - улыбаюсь я, награждая его ещё ложкой каши.

- Возможно, она предварительно подменила и его таблетки, которые он постоянно пил. И не дала ему возможность сделать инъекцию лекарства, которое он тоже всегда имел под рукой. Не знаю. Приступ случился во время разговора с Громиловым.

- Со старшим? Я даже не запомнила его на свадьбе. Или не знала, что это он.

- Уверен, ты бы его узнала, - улыбается Алекс. - Они с сыном как две горошины из одного стручка. Но они приехали позже. Можно сказать, только ради этого разговора. Вот пока говорили, Ефремычу и стало плохо. Потом пока приехала скорая, пока суть да дело. Но, - Алекс открывает рот, жуёт, глотает и потом только продолжает: - Мне кажется, она и не хотела его убивать. Брачный контракт составлен так, что ей ничего не достанется в случае его смерти в течение первых лет брака. Плюс ей даже по завещанию, скорее всего, ничего не достанется.

- Так, может, это тогда был несчастный случай, - знаю, что выдвигаю сумасшедшую версию, но вдруг. - И как тогда она стала распоряжаться его имуществом как собственным?

- Добрая ты у меня, - вздыхает Алекс. - Помнишь наш брачный контракт?

- Фиктивный и подписанный фиктивным нотариусом?

- Вот нотариус как раз был настоящим, только не самым чистоплотным. И я, когда увидел его подпись на доверенностях Надежды, сразу всё и понял.

- Но как она заставила эти доверенности Демьянова подписать?

- А вот для этого у неё как раз было время между первым и вторым приступом, пока он был в её руках дома. Возможно, шантажировала его или заставила насильно. Честно, я понятия не имею. Но то, что она основательно подготовилась - бесспорно. И то, что переиграла нас с Демьяном, - однозначно.

- Почему же ты ничего не делаешь? - чуть не подпрыгиваю я на кровати.

- Вик, пусть оно иидёт, как идёт. Сейчас эето даже к лучшему. Она же сама рроет себе яму. Там всё сюлишком сложно и тонко связано. Целая финансовая пирамида, которую она неумело и бестолково ради мести разрушила. Благодаря аренде, списывались налоги и расходы на содержание зданий. Кредиты платились со счетов Демьянова, но деньги приходили с дохода клубов. И если сейчас ничего не трогать, то деньги иссякнут так быстро, что она и опомниться не успеет. А уж как их подъедают судебные издержки! Она же целую армию адвокатов наняла, чтобы отсудить у меня «Айсберги».

- А ты уверен, что не отсудит? - я даже забываю, что его надо кормить, и Алекс забирает у меня тарелку и доедает сам.

- Не уверен. Но у моих юристов за расторгнутые договора больше претензий. И я не напрасно всё продал, чтобы закрыть долги, и мои клубы не ушли с молотка.

- То есть всё под контролем?

- То есть мне плевать, что там будет дальше, - выскабливает он остатки каши, и, облизав ложку, возвращает мне грязную посуду. - И на квартиры эти плевать. Это было просто вложение денег. И я их как вложил, так и снял.

- А на «Идиллию»? - ставлю я на стол тарелку.

-   Иди  сюда,  -  возвращает   он  меня  на  кровать   и   сжимает   в  своих   ладонях   мою.  -   Честно  говоря,   на  всё   плевать.  На  клубы,  на бизнес, на большие деньги, - он обнимает меня двумя руками. - Я устал им соответствовать. Устал переживать. Устал постоянно бороться, что-то преодолевать, сражаться с системой, оправдываться, доказывать, что не идиот. Мне всё до чёртиков, до зубовного скрежета надоело. Я просто хочу просыпаться с тобой рядом, ходить на какую-нибудь обычную работу, а вечерами возвращаться домой к ужину и телевизору. И ни о чём, ни о чём сложнее, чем матч «Спартак-Динамо», больше не думать.