
Онлайн книга «День Праха»
На церемонии открытия OCCS [33] префект ему сказал: «Счастливчик, вы теперь сможете путешествовать по всей Франции!» И вот пожалуйста: единственное путешествие, какое сейчас выпало на его долю, — это посещение местного морга. Гастрономические утехи ограничивались сэндвичами, съеденными наспех в машине. А что касается очарования провинциальных городков, то оно заключалось в гнусных гостиничных номерах и трупах, обнаруженных в какой-нибудь канаве. Честно говоря, Ньемана это вполне устраивало: его интересовали только Зло и Смерть. Остальное он предоставлял обычным людям, предпочитавшим жизнь и старавшимся забыть о смерти. То есть тем, кого он защищал, хотя в реальности плохо переносил их общество. В ресторанном зале его ожидали несколько жандармов. Молодчики, выряженные в стеганые куртки цвета морской волны, стояли посреди зала с пожухшими стенами, освещенного маленькими лампочками под восково-желтыми абажурами и увешанного мушкетами семнадцатого века… Стефани представила ему каждого из этих служивых, но их имена звучали так затейливо, что запомнить их все равно было невозможно. Двое из них явно принадлежали к высшей весовой категории. Двое других то ли недавно закончили свое обучение, то ли недавно его начали. Еще один выглядел готовым пенсионером. И только шестой показался ему годным к службе — усатый служака лет сорока, стандартных габаритов. — Садитесь, — скомандовал Ньеман так, словно выкрикнул «вольно!». Жандармы скинули куртки и подтащили стулья к самому большому столу. — Первым делом нам нужны эксперты, — объявил майор. — Они приедут завтра утром. — Прекрасно. Пускай обследуют каждый сантиметр часовни. — Но… — Но что? — Вы же ее видели, как и я. Она была расчищена, осмотрена, и по ней ходили. Я не знаю, что еще там можно… — Деснос, я тебе уже говорил: перестань давать ответы, прежде чем задать вопрос. Мне нужны отпечатки пальцев, образцы пород камня, слепки. То есть все, чем я смогу озадачить лабораторию в Страсбурге! Возможно, эти анализы что-нибудь и дадут. Стефани сделала запись в блокноте. Жандармы исподтишка переглядывались. — Второе: обследование ближнего пространства. — Что значит «ближнего»? — спросил усатый жандарм. — Часовни. Мы должны учитывать гипотезу, что этот «несчастный случай» на самом деле убийство, вызванное специально обрушенными подмостками. Вытаращенные глаза, уставившиеся на него, ровно ничего ему не говорили: скептицизм явно был общим. — Одно из двух: преступник либо кто-то из Посланников, либо посторонний — сезонник, местный житель… В любом случае ему пришлось добираться до часовни тем или иным способом — пешком, на велосипеде, в машине, на мотоцикле… Поручаю вам опросить здешних фермеров — тех, кто живет у дороги, тех, кто ездил по департаментскому шоссе в этом временно́м промежутке. Возможно, кто-то из них что-нибудь видел. — Но мы уже проделали эту работу, — обиженно заметила Стефани. — Значит, придется повторить. Ваш отчет пока еще тоньше, чем моя налоговая декларация. Эти последние слова были встречены ледяным молчанием. Теперь Ньеман ощущал вокруг себя не робость, а скорее зарождавшуюся враждебность. Но ему было плевать на это. — И третье: я хочу, чтобы вы всерьез занялись сезонниками. Их анкетными данными, гражданством, наличием судимости и так далее. — Это значит отнестись к ним как к преступникам. — Нет, это значит проявить здравомыслие. Мне тут твердят, что анабаптисты против насилия, что у них не могло быть никаких поводов для убийства. Ладно, предположим. Тогда кто остается? Самые близкие к этому месту — сезонники, которые ночуют меньше чем в пятистах метрах от часовни. Значит, стоит покопаться и в этом. Усатый задал уточняющий вопрос: — Мы должны допросить всех без исключения? — Именно так. Проверить и перепроверить их алиби. Потребовать от кооператива их рабочие карточки. Жандармы ерзали на своих стульях. Деснос откашлялась. — В чем дело? — осведомился Ньеман. — Это будет трудновато — ведь такая операция рискует затянуть сбор винограда. — Ага, вот спасибо, что напомнили. Я хочу сразу расставить все точки над «и»: погиб человек, это не шутки. И я больше не желаю слышать эти причитания о сборе винограда. Наше расследование важнее всего. Один из пары толстяков рискнул взять слово. Как ни странно, он говорил без всякого вогезского акцента: — Предположим, что кто-то из сезонников вызвал разрушения в часовне, но с какой целью? Чтобы убить Самуэля? А зачем? — Давайте сперва отработаем мои версии и посмотрим, что будет в сухом остатке, — отрезал Ньеман и, прижав к ладони большой палец, растопырил четыре остальных. Четвертый означал следующее распоряжение. — Потрясите также строителей, пока они тут. О них мы еще не говорили, но на самом деле им было легче всего разрушить леса. Деснос хотела возразить, что этих людей тоже опросили — и Ньеману это известно, — но воздержалась. — А вот пятый этап — самый сложный… И он понизил голос, словно хотел донести до них свою идею как можно деликатнее: — Нужно вернуться к тому камню во рту и расспросить Посланников. — Но я вам уже сказала… — Что они не подписывают свидетельства? Хорошо, тогда убедите их, что это простой разговор. — Они не будут говорить. Да им и нечего сказать. Мы уже… — Повидайте близких друзей Самуэля. Я признаю, что все они одним миром мазаны, но все равно у каждого из них должны быть какие-то личные особенности. И еще: я хочу получше разузнать, что собой представлял пострадавший. — Умерший, — поправила Деснос. — Хорошо, пусть будет умерший, — согласился Ньеман. На самом деле он разделял сомнения Стефани: хозяева виноградника не заговорят, а если и заговорят, то лучше бы они смолчали. Но он был здесь главнокомандующим, а значит, ему надлежало верить в победу — и ради себя самого, и ради других. Будущий пенсионер поднял руку: — Я знаю, что вы приехали с целью продвинуть расследование, — сказал он, — такая у вас работа, все ясно. Но могу я задать вам вопрос? — Слушаю. — Откуда у вас такая уверенность, что это убийство? Ньеман подумал о камне во рту погибшего. Вроде бы пустяк, но чутье подсказывало ему, что это та самая песчинка, которая застопорила ход всей машины расследования. |