Книга Небесные мстители, страница 39 – Владимир Каржавин

Вальц задумался. Обычно сотрудника СД такого уровня сопровождает еще одна машина, а в особых случаях – мотоциклисты. А тут он один, в штатском, да еще за рулем. Что бы это могло значить?

Юрий Арнольдович Разумовский обожал вечерние прогулки. Эта любовь брала начало с далеких молодых лет, когда у Разумовских было небольшое имение в Саратовской губернии, неподалеку от которого протекала величественная Волга. В Лейпциге, Пльзене, Вене, где довелось ему работать во время войны, прогулки перечеркивались воем сирен и грохотом машин по брусчатке. А в этом городишке под названием Быстрица вечером тихо, и в небольшом скверике у гостиницы можно гулять спокойно.

Одна тысяча девятьсот сорок пятый год, конец февраля. А в октябре ему, потомственному русскому дворянину, стукнет пятьдесят. Жизнь почти что прожита, но нет ни дома, ни семьи. Есть, правда, маленькая съемная квартира в Праге, но он давно уже там не был.

То ли дело Николай Званцев, его друг по Великой войне. Тоже эмигрант, но у него собственный дом, жена, дочь и сын. Да еще один в России.

Разумовский вспомнил, как осенью тридцать пятого года, работая в чехословацком посольстве в Москве, он разыскал бывшую жену Николая, передав ей от него поклон, тайком видел Игоря. Но продолжать отношения с ними Юрий Арнольдович не решился. Трудное и опасное время было для России, находившейся под властью большевиков.

Стемнело. Разумовский неторопливо шел, вдыхал пьянящий воздух, исходящий с гор. Где-то рядом шумела река. Никаких разрывов, воя сирен и стрельбы.

Впрочем, не исключено, что он чего-то не знал. Может, русская армия уже вошла в Берлин и война закончена?

Сзади послышались шаги. Разумовский обернулся. Перед ним стоял высокий человек в длинном плаще и шляпе. Лица его не было видно.

– Господин Разумовский, могу я на несколько минут нарушить ваше одиночество? – осведомился он.

Юрий Арнольдович смерил этого человека взглядом и ответил:

– Не возражаю. Только неплохо было бы представиться.

– Непременно. Меня зовут Шульц.

– Очень приятно. Чем же, господин Шульц, вас привлекла моя столь скромная персона?

– Насчет скромности вы зря. Вы, русские, говорите, что она украшает человека.

– Вы попрекаете меня тем, что я русский?

– Что вы. Для меня важно только одно: вы большевик или нет.

– К каким же русским людям вы меня относите?

– Разумеется, к тем, которые борются с большевизмом, – ответил Шульц, он же Брайтнер, достал портсигар и предложил: – Угощайтесь.

– Спасибо, не откажусь. – Разумовский взял сигарету, прикурил, затянулся и похвалил: – Отличный табак!

– Египетские.

Пару минут они молча курили, потом Разумовский сказал:

– Простите, господин Шульц, но вы ведь представились мне не до конца.

– Что вы имеете в виду?

– Ваша фамилия мне ни о чем не говорит. Я хотел бы знать, где вы служите, чем занимаетесь.

Брайтнер сделал глубокую затяжку и проговорил:

– Логично. Я ожидал от вас этого вопроса и могу сказать только одно: я не последний человек в службе безопасности.

Разумовский готов был услышать что-либо подобное, насторожился и тихо спросил:

– Что вас интересует?

– Я ищу контакты с вашим руководством.

– Я служу в фирме «Ауэргезельшафт», являюсь начальником отдела фирмы. Кстати, всем властям на местах предписано оказывать мне помощь. – Разумовский достал и протянул Брайтнеру документ за подписью министра вооружений Шпеера, но Брайтнер даже не удосужился взглянуть на него.

Он лишь усмехнулся и заявил:

– Бросьте, мы с вами не дети.

– Простите, не понял.

Брайтнер притушил окурок и сказал:

– Фирмы «Ауэргезельшафт» уже не существует. Но не об этом речь. Вы еще не забыли третье ноября прошлого года?

– Третье ноября? А что случилось в этот день?

– Господин Разумовский, как же вы могли забыть? В этот день вы были в Цюрихе и поздно ночью посетили один особняк. Вот с теми людьми, которые вас там принимали, я и желаю познакомиться, готов, в случае согласия, предоставить свои услуги. Надеюсь, вы меня понимаете?

Юрий Арнольдович Разумовский почувствовал нервную дрожь. Он разоблачен!

– Как видите, наша служба работает неплохо, – заявил Брайтнер и добавил словно в насмешку: – Кстати, шофер грузовика Гюнтер помнит вас и готов подарить вам щенка лучшей немецкой породы.

Разумовский все молчал, никак не мог прийти в себя. Юлить, изображать возмущение, непонимание было бесполезно.

– Что вы от меня хотите? – спросил он.

– Только одного. Я хочу, чтобы вы связались со своим руководством и сообщили ему о моем желании сотрудничать. Трех дней вам хватит?

– Лучше пять.

– Пусть будет так. Тогда через пять дней встретимся в это же время и в этом же месте. Предостерегаю, не вздумайте меня шантажировать. Никто в рейхе вам не поверит.

Разумовский усмехнулся и произнес:

– Как я могу вас шантажировать, если не знаю вашего настоящего имени?

Теперь едва заметная улыбка появилась на лице Брайтнера-Шульца.

– Полностью с вами согласен.

Несмотря на темноту, Разумовский продолжал изучать своего собеседника. Ему казалось, что человек, назвавшийся Шульцем, готовит напоследок еще один очень важный вопрос. Так и случилось.

– Скажите, у вас данные по урановой руде на какой период?

– На ноябрь прошлого года.

– До встречи через пять дней, – заявил Брайтнер-Шульц и собрался уходить.

– Подождите, – остановил его Разумовский. – Господин Шульц, у меня к вам просьба.

– Слушаю.

– Гестапо арестовало моего сотрудника. Его зовут Петр Шнайдер. Я бы хотел, чтобы его освободили.

Брайтнер-Шульц раздумывал недолго.

– Можете в этом не сомневаться. Завтра утром он выйдет на свободу.

В углу комнаты горел торшер, на стены и потолок ложились причудливые тени. От камина веяло теплом. Сначала они сидели втроем: он, Милена и Томаш. Но вскоре Томаш, не очень хорошо понимавший по-русски, извинился и отправился в своем кресле к себе, в комнату-студию. Игорь и Милена остались вдвоем. Строгий костюм директора гимназии Милена сменила на вечернее платье из темно-синего бархата и выглядела весьма привлекательно.

Званцев же чувствовал себя весьма неловко. Он летел через линию фронта под огнем зениток, спускался на парашюте, пробирался сквозь лесную чащу вовсе не для того, чтобы беседовать с женщиной у камина, даже если эта особа красивая и обаятельная. Еще эта неловкость была оттого, что она называла его по имени-отчеству и на «вы». Игорь вспомнил, как во время семейной жизни, в далеком уже тридцать восьмом он звал жену Риткой, а она его по фамилии – Званцев.