Книга Любовь по правилам и без, страница 28 – Агата Озолс

— Экономишь, — повторила я, но уже без вопросительного знака.

— Это настоящие Пармские фиалки, — повторил с нажимом Роман. — Где бы я их еще нашел? Хотел тебя порадовать, рисковал.

— Чем? — хмыкнула, доставая ключи от квартиры.

— Как это чем? Когда мама узнает, что я испортил ее клумбу, мне, знаешь, как влетит? Да меня из дома выгонят, и я буду бомжевать.

— У тебя вроде квартира в городе, я не путаю? — слегка осадила этого мятежного героя.

— А вдруг, меня и из квартиры выгонят?! — запальчиво спросил он.

— Так ты говорил, что она твоя, — напомнила Роману.

— Моя, — глубоко вздохнув, печально согласился он. — Не быть мне бомжем.

— Продай квартиру, пропей все деньги и будешь, — предложила я, открыв дверь и делая шаг в квартиру.

— Я столько не выпью, — ответил Валишевский, шагая за мной.

— А ты постепенно, какие твои годы. Успеешь еще пропить, — «утешила» его, загораживая проход и не спеша пускать к себе домой.

До него, наконец, дошло, что ему не то, что бы не рады, но объяснять свое трехдневное молчание все же придется. И цветочки, даже Пармские фиалки из мамочкиного сада, не помогут.

— Ань, — сказал Ромка уже серьезно, — прости меня. Я скотина.

— Скотина, — покладисто согласилась с ним.

А чего спорить-то на ровном месте? Ведь действительно, скотина.

— Может, ты меня к себе пустишь? — вкрадчиво поинтересовался Роман, делая малюсенький шаг к двери.

— Зачем? — не спешила я сдавать позиции.

— Я соскучился.

— И что?

— Очень, — Ромка поиграл бровями.

— Допустим. И что?

— Давай я войду и все объясню.

— А оно мне надо, это твое объяснение?

— Конечно!

— Валишевский, я ждала тебя еще три дня назад!

— Я не мог приехать.

— Я тебе писала.

— Я не мог ответить.

— Я тебе звонила.

— Я не мог говорить.

— Вот она жизнь, — задумчиво сказала я. — Сначала ты не мог, а теперь я не могу. Так что спасибо за цветочки и пока — пока.

Махнула рукой с букетиком фиалок и попыталась закрыть дверь. Ага, Ромка, хоть и не качок, и с виду не поражает обилием мускулов, но все же сильнее меня. Я тянула дверь на себя, он не давал мне ее закрыть.

— Ромашка, — пропыхтела я, — отпусти дверь.

— Нюся, — уговаривал он меня, — отцепись от двери, дай войти.

— Я не Нюся!

— Я все равно войду!

Он дернул сильнее, мои пальцы разжались, и дверь со всего маху заехала Ромке по лбу.

Мне показалось, или у Ромки из глаз посыпались искры? А звук-то какой, просто песня! Интересно это дверь или его пустая голова?

— Твою …..

Далее последовала предлинная фраза, повторить которую постесняются даже портовые грузчики.

И мне стало его жалко, чуть-чуть.

— Пойдем, — я придержала злосчастную дверь, — надо лед приложить.

— Ну, тебя к черту, Нюся, — Ромка держался за покалеченный лоб. — Тебя хрен поймешь. То с поцелуями набрасываешься, то дверью калечишь.

— Когда это я на тебя с поцелуями набрасывалась?!

— А на обочине ты, что со мной делала? — ехидно напомнил мне этот… гад гадский.

— С поцелуями не набрасывалась точно!

— Да ты меня почти изнасиловала, — громко заявила эта сволочь.

— А ты прям, сопротивлялся из последних сил! — я ткнула с него пальцем и чуть не попала в глаз.

— Ну вот, опять калечишь, — отшатнулся Ромка.

— Значит так, — рассвирепела я, — или ты тихо заходишь в квартиру и прикладываешь лед, или вали отсюда к чертям собачьим и больше на глаза мне не показывайся.

— А чего сразу угрозы? Сказала бы спокойно. Я, как собака Павлова, все понимаю, — ответил Валишевский.

Я открыла рот, собираясь послать его куда подальше и пойду уже поесть спокойно.

— Я понял! Понял! Не гони меня, добрая и прекрасная дева!

Роман вошел в прихожую, закрыл за собой дверь и преданно уставился мне в глаза, состроив придурковатую физиономию. Вот только слюни, разве что, не пускал.

— Идиот, — прокомментировала и пошла за льдом к холодильнику.

А льда-то и не было, зато была замороженная тыква. Я как-то купила, кажется на прошлый Хэллоуин. Вырезала страшную рожицу, а мякоть пожалела выбрасывать, нарезала кусочками и заморозила, пообещав себе, что буду варить рисовую кашу. С тыквой. Полезное питание, так сказать. Одни раз действительно сварила. Или два? Точно не помню.

— Держи, — протянула Ромке пакет с тыквой.

— Это что? Лед? А почему он такой оранжевый?

— Бери, какой дают. А то будешь светить шишкой на всю Москву.

— Спасибо тебе, благодетельница, — он отвесил поясной поклон. — Сначала чуть не убила, а теперь тыквой одарила. Щедрая ты, ничего не скажешь.

— Ты сейчас договоришься, выгоню.

— И тыкву не отберешь? — продолжал глумиться Ромка. — Вот это я понимаю, доброта. Ты, Анька, человек с большой буквы «Ч».

— Я смотрю, ты уже оклемался. Сам доедешь или тебе такси вызвать?

— Ой, — Ромка прислонился к стене, — что-то мне нехорошо.

— Могу вызвать скорую помощь, — предложила ему.

— Не, я себя плохо чувствую, — отказался Ромка. — Не до ролевых игр сейчас. Так что развратной медсестричкой побудешь в следующий раз. Сегодня мы по-простому, на кровати. Чур, ты сверху!

— А ты не охамел? — опять начала закипать я.

— Ничуточки, — Ромка улыбнулся, прижимая к лицу пакет с тыквой. — Давай уже в спальню, я соскучился. Только запиши мой новый номер телефона.

— Какой номер? — растерялась я.

— Новый. Старый-то я потерял. Представляешь, пока объяснялся с Марком, пока машину грузили, то да се, засунул в задний карман, да видно промахнулся.

— То есть ты три дня был без мобильного?

— Почему три? Я на следующий день обнаружил, что телефон посеял. Заблокировал все, что мог, и купил новый.

— Я тебе звонила на заблокированный номер? — не поверила ему.

— Анька, сейчас такие спецы, что хочешь, придумают. И черт с ним, с номером. Главное, я профиль спас. Там же счет привязан, контакты, куча всего.

— И позвонить с этого нового номера ты не мог?

— Не мог, — Ромка развел руками.

— Почему?