Книга Исчезнувший аптекарь, страница 9 – Кевин Сэндс

Я протащил учителя мимо этих стопок к кровати и уложил – как мог осторожно. Пару секунд я смотрел на него, не представляя, что делать. «Мастер Бенедикт учил тебя этому. Ты готов», – наконец сказал я себе – и лишь тогда немного успокоился.

От пламени своей лампы я зажёг фонарь на столе, закрыл ставни и поворошил гаснущие угли в камине, чтобы они дали немного тепла. Затем я осмотрел учителя. Поначалу я думал, что его камзол порван, но теперь, когда было светлее, я увидел, что он обгорел. Шерсть обуглилась, а кожа на плече мастера Бенедикта почернела. Моё сердце тоже запылало яростью – к тому, кто причинил учителю боль.

– Отдохните, мастер, – сказал я и кинулся вниз, пытаясь вспомнить всё, что учитель рассказывал мне о лечении ожогов.

Я притащил в комнату два ведра воды. Потом снова вернулся в мастерскую и принялся искать на полках нужные лекарства. Одно из них – мазь из серебряного порошка – было в той самой банке, которую учитель снял с полки, пока я спал. Я взял банки в охапку, прихватил маленький жестяной горшок с водой и кружку, а затем вновь поднялся наверх.

Мастер Бенедикт лежал на подушке, глубоко дыша. Он наблюдал, как я ставлю на огонь горшок и выстраиваю банки в ряд на столе. Я начал снимать с него камзол, но, когда взялся за повреждённую руку, мастер Бенедикт вздрогнул от боли. Пришлось использовать нож, чтобы разрезать камзол по швам. В любом случае, он был испорчен и годился только на тряпки.

Я с облегчением увидел, что, хотя кожа на плече была покрыта волдырями, учитель обгорел не сильно. Я смыл сажу с его плеча и лица. Потом вынул из банки сушёный мак и кинул его в кипящую воду, а через минуту налил отвар в кружку. Мак был лучшим обезболивающим средством, какое Бог подарил миру, и вдобавок отвар действовал как снотворное.

Мастер Бенедикт потягивал его, пока я работал. Я смазал плечо серебряным кремом, чтобы плоть не загнила. Затем я обернул вокруг него ткань, завязал её под мышкой и снял с учителя то, что осталось от грязной одежды.

Он выглядел очень хрупким. Мастер Бенедикт никогда не казался мне старым, но сегодня вечером я словно увидел все его годы; кожа и кости несли на себе отпечаток прожитых лет. Так или иначе, он был цел и невредим. Лишь ладони оказались ссажены. Это не походило на ожоги, так что я смазал руки мастера соком алоэ и забинтовал, как и плечо.

– Ты многое выучил, – тихо сказал он.

Я зарделся, чувствуя смущение и гордость.

– Спасибо, мастер.

Учитель снова заговорил, но его голос прервался. Глаза покраснели и наполнились слезами. У меня заныло сердце. Никогда прежде я не видел, чтобы мастер Бенедикт плакал.

– Я могу ещё что-то для вас сделать?

Протянув руку, учитель коснулся кончиками пальцев моей щеки.

– Ты хороший мальчик, – проговорил он.

Я не знал, что сказать – просто наклонил голову и прижался к его тёплой руке.

Веки мастера потяжелели и начали опускаться: маковый настой действовал. Я помог учителю улечься поудобнее и натянул на него одеяло.

– Спите спокойно, мастер.

Притушив фонарь на столе, я взял свою лампу и направился к двери.

– Постой.

Мастер Бенедикт смотрел на пламя лампы и мерцающие струйки дыма, поднимающиеся над стеклом.

– Завтра День королевского дуба, – сказал он.

– Э… Да. День рождения короля.

– И твой тоже.

Он не забыл.

– Вы с Томом набрали дубовых веток?

– Сегодня утром.

Неужели он остановил меня ради этого? Внезапно мастер Бенедикт спросил почти шёпотом:

– Я слишком много от тебя требую?

О чём это он?

– Мастер?..

– Никто и никогда не позволял тебе выбирать, – сказал он. – Наставники в приюте заставляли тебя учиться. Гильдия заставила пройти испытания. Я привёл тебя сюда. Ты ни разу не делал выбор сам. – Мастер Бенедикт посмотрел мне в глаза. – Если б я предложил отослать тебя, чтобы ты сам выбирал свою дорогу… – продолжал он. – Отослать куда-то, где ты был бы в безопасности, где никто не причинил бы тебе зла… ты бы согласился?

Вопрос ошеломил меня. Разве мастера позволяют ученикам хоть что-нибудь решать самим?.. Потом я вспомнил их разговор с Хью.

«Нам придётся сделать выбор. В ближайшее время».

Четыре месяца назад, когда начались убийства, мы с Томом сперва поддразнивали друг друга, говоря, что последователи культа придут по нашу душу. Но смеяться быстро расхотелось, ибо реальность происходящего начала угнетать нас. Сегодня в лавке, когда я был один в темноте, я по-настоящему испугался. И боялся до сих пор. Мне и правда хотелось уехать – в безопасное место, где нет ни Стабба, ни убийств, ни культа. Но хорошо бы, если б мы уехали вместе. Оставить мастера Бенедикта? Я не мог. И не стал бы.

Я ответил уверенно – потому что мастер Бенедикт знал, что это правда:

– Нет. Я благодарен за ту жизнь, которую вы мне дали. Что бы ни случилось, я хочу остаться с вами.

Он не ответил. Я ждал у двери, не понимая до конца, хочет ли он, чтобы я ушёл. Мне казалось, что он тоже этого не понимает. Наконец учитель заговорил:

– У меня есть кое-что для тебя.

Мастер указал на небольшой пакет, завёрнутый в льняную ткань, который лежал на одной из стопок книг.

– Что это? – спросил я.

– Подарок.

Я изумился. Последние два года в День королевского дуба мастер Бенедикт приносил на ужин мою любимую свежую жареную свинину. Сам он съедал немного – в основном с удовольствием наблюдал, как я набиваю рот нежным белым мясом и слизываю жир с пальцев. Я всегда полагал, что свинина – это особое кушанье для праздников, и удивлялся: неужели он покупает её специально ради меня?..

Но это… Никто и никогда не дарил мне настоящий подарок.

– Можно… Можно мне его открыть?

– Полагаю, сейчас уже за полночь. Так что формально «завтра» превратилось в «сегодня». – Он кивнул. – Открывай.

Я потянул за ткань, и она развернулась.

У меня перехватило дыхание.

Внутри лежал отполированный серебристый кубик, немного больше моей ладони. На одной из его граней металл был украшен тонкой гравировкой в виде нескольких кругов.

Трясущимися пальцами я перевернул его. На каждой грани находился символ – всего пять разных знаков:

– Он красивый, – сказал я.

– Ты узнал металл?