
Онлайн книга «Чумной доктор»
Солнце – это золото. Из-за двери послышались голоса. Я не обратил на них внимания. Сломав печать, я прочитал письмо учителя. Кристофер! Итак, в нашем доме есть ценность, спрятанная для тебя, – сокровище. Зная твою натуру, думаю, что ты его ещё не нашёл. Уверен, впрочем, что ты захочешь получить его. Чем раньше, тем лучше. И всё же ты не найдёшь сокровище, пока не осознаешь нечто очень важное. Наш дом теперь принадлежит тебе. А значит, используй всё, что у тебя есть. Шевели мозгами, пока не доберёшься до разгадки. И уж конечно, если я расскажу больше прямо сейчас, ты не станешь слушать. Хочу, чтобы ты выяснил всё самостоятельно. Пожалуйста, прочитай это письмо очень внимательно. Тайна где-то в нём. И, решив эту задачу, ты отыщешь сокровище. Ценность, которую я тебе оставил. а ещё ты узнаешь последнюю – самую важную – вещь, которую я хочу тебе сказать. У меня защипало в глазах, и снова заболело сердце так же остро, как в тот день, когда мастера Бенедикта убили. И всё-таки его письмо заставило меня улыбнуться. Разумеется, учитель оставил мне загадку. Мастер Бенедикт обожал головоломки – тайны внутри тайн, шифры внутри шифров. И он, в числе прочего, привил эту страсть мне. Я утёр глаза и ещё раз перечитал письмо, ища подсказки. Исаак откашлялся. – Похоже, ко мне ты потерял интерес. Я вскинул взгляд. – Простите! Он отмахнулся от извинений. – Бенедикт был точно таким же. – Старик поднялся на ноги. – Хотел бы я помочь тебе найти то, что скрыто в этом послании, но не знаю, с чего начать. И уверен: тебе не терпится приступить к поискам. А мне пора домой. – Он нахмурился. – Вдобавок Тому может пригодиться твоя помощь. Я так увлёкся письмом учителя, что не сразу осознал происходящее снаружи, но теперь услышал – разговор на повышенных тонах. Спор. Открыв дверь, я понял, что Том пытается утихомирить посетителей. С одной стороны от прилавка стояли двое мужчин, которых я видел прежде. С другой – ещё один. Он, должно быть, пришёл уже после того, как я закрыл дверь в мастерскую. Этот человек явно переживал тяжёлые времена. Он явно давно не мылся. Его одежда была грязной и поношенной, с бесчисленными заплатами. Сальные волосы, руки в мозолях. Возле кончика носа виднелась огромная бородавка. Но хуже всего был запах: казалось, мужчина только что вляпался в нечто неприятное. Двое других явно были не в восторге от его присутствия, он раздражал их. А мужчина меж тем умоляющим голосом говорил Тому: – Пожалуйста, господин. Что угодно… – Простите, – ответил Том, – но я ведь уже сказал вам: это не моя лавка… – Мы пришли раньше, – досадовал один из двух мужчин. Том явно испытал облегчение, когда я наконец-то вышел. Нищий заметил Исаака в дверях за моей спиной. Горбясь и хромая, он направился к нему. – Добрый сэр… Прежде чем он успел продолжить, Исаак указал на меня. Нищий, казалось, несколько удивился, однако обратился ко мне. – Пожалуйста, молодой господин. Меня зовут Майлз Гаспар. Я был кожевником в доках, когда началась чума. Теперь кожевенная мастерская закрылась. Я уже два месяца без работы. Нет ли у вас работы для меня? Я готов делать что угодно. – Простите, – сказал я, – но я не… – О, прошу вас, сэр. Я не гордый. Что угодно. Хоть самую малость. Я не могу прокормить семью. – Майлз стиснул руки. – У нас с женой два малыша. Нас выставили на улицу, потому что мы не могли заплатить за жильё. Мы кормим детей тем, что удаётся найти. Я не ел три дня. Пожалуйста. Хоть что-нибудь!.. Я чувствовал себя ужасно. Увидев эту лавку, он, должно быть, решил, что я купаюсь в золоте. И как я мог ему сказать, что сам был вынужден просить денег у Исаака? – Я… У меня нет для вас никакой работы. Мне очень жаль. Он повесил голову. – Я понимаю. Извините за беспокойство. – И мужчина повернулся, собираясь уйти. Глядя, как он хромает прочь, я вспомнил свою собственную жизнь несколько месяцев назад. Я тоже жил на улице. Даже сейчас, имея шиллинги Исаака, я снова мог там оказаться – и очень скоро. Если не найду сокровище мастера Бенедикта. Я мало что мог сделать для этого несчастного. У меня действительно почти ничего не было. Но я вспомнил, как в июне один человек, у кого тоже почти ничего не было, спас меня вместо того, чтобы выдать и получить деньги, обещанные в награду за мою голову. – Стойте, – сказал я. На полпути к двери Майлз с надеждой обернулся. Я прошёл через мастерскую в кладовку. Там было почти пусто: полмешка овса, бочонок несвежего пива и клин солёного сыра. Я взял сыр, завернул его в льняную ткань от медового пирога Исаака и вернулся в лавку. Я протянул свёрток Майлзу: – Для ваших детей. Он взял сыр дрожащими руками и сморгнул слёзы. – Благослови вас Господь, добрый господин. Благослови вас Господь. – Это всё, что у меня есть, – сказал я. – Понимаю, господин. Я понимаю. И не буду тревожить вас снова, даю слово. Храни вас Бог. «Храни Бог всех нас», – подумал я, когда Майлз вышел. Том, казалось, был доволен тем, что я сумел помочь этому человеку. А двое покупателей – тем, что нищий больше не портит воздух. – У вас есть сейчас время, чтобы нас обслужить? – спросил мужчина, который до того громко возмущался. Моей проблемой была отнюдь не нехватка времени. – Простите, но я не могу… – Наш хозяин отправил нас купить венецианскую патоку. Эту просьбу я слышал часто. Многие считали, что венецианская патока – противоядие от некоторых ядов – также помогает бороться с чумой. – Мы заберем всё, что у вас есть, и всё, что вы сумеете приготовить. Два месяца назад я поставил в окне табличку: «Временно закрыто – скоро откроется». Но это не всегда помогало, поскольку многие люди просто-напросто не умели читать. – Простите, сэр, – сказал я, – но лавка пока не работает. Я жду своего нового учителя. – Он будет здесь сегодня? – Э… нет. – Мне не хотелось говорить, что аптека Блэкторна закрыта на неопределённый срок. Если пойдут слухи до того, как мне назначат нового учителя, я могу навсегда потерять всех наших клиентов. – Его… не будет некоторое время. Мужчина протянул мне открытый мешочек для монет. – Ну, мы не можем ждать. Дайте нам патоки на всю сумму. Я смотрел на кошелёк. Внутри лежало золото. Гинея равна одному фунту и одному шиллингу, а в кошельке их лежало по меньшей мере восемь. |