Книга Отвергнутая королева, страница 133 – Мира Вольная

Нельзя тут спать. Снова все тело ломить будет, а мне еще два дня в седле трястись. И пусть ракшасы удобнее и быстрее лошадей, сильно ситуацию они не спасают.

И я честно сражалась со сном, честно и упорно и даже смогла его победить на какое-то время. Но стоило выбраться из ванной, стоило голове коснуться подушки, как меня выключило, словно щелчком пальцев. Сказались усталость, отступившая все-таки боль и выпитый почти полностью кувшин медовухи.

Пить тоже было нельзя. Совсем нельзя, потому что сны мне снились странные... Совершенно не привычные...

Мне снилась вода, ласкающая тело и лицо, легкие струи, скользящие вдоль губ, к подбородку и ниже по шее. Прикосновения, как раз к тому самому месту, где билась жилка, к ключицам и груди. То нвесомые, то жесткие. То мимолетные, то долгие и настойчивые. И я подавалась на встречу воде, нежилась в ее объятьях, купалась в ласке и собственных ощущениях, чувствуя, как что-то тянет, ноет, сжимается внутри меня, слыша звон собственных нервов.

Было так хорошо.

А потом вода проникла в рот, надавила немного на подбородок, почему-то обожгла губы, хотя еще миг назад казалась прохладной, и коснулась языка.

Я подняла руки, что-то выдохнув, и… ощутила под пальцами волосы… жесткие волосы. Короткие...

Я открыла глаза тут же, напряглась и замерла, собирая мозги в кучу, пытаясь осознать все еще затуманенным сном сознанием, что происходит и где я нахожусь.

- Ты стала тоньше, Мелисса, - прошептал мужской голос мне в ухо. Бархатно, тягуче. Так шершаво, что мурашки пробежали вдоль моего тела, и странно перехватило дыхание. – Твой запах изменился. Сладкая. Не могу оторваться.

И чужие губы снова опалили мои. И я почему-то ответила на поцелуй, крепче прижимая к себе незнакомца.

Его губы были наглыми и настойчивыми, сам поцелуй невероятно горячим, язык сводил с ума. От мужчины пахло алкоголем и какой-то травой, и чем-то… Чем-то таким, что хотелось прижаться носом к его шее и дышать только этим запахом.

Он не был нежен, аккуратен или осторожен. Наоборот, он был груб и не сдержан, вгрызался в мой рот, давил, подчинял и захватывал. Будто ставил клеймо.

Какое-то темное, жадное клеймо.

Терзал мои губы, ласкал небо, сплетал мой язык со своим, царапал отросшими клыками. И я могла только подчиняться, только сдаваться под этим напором, пасовать перед его жадностью и голодом.

Все ныло, горело и плавилось внутри. Я путала пальцы в жестких волосах, выгибалась, скользила руками по широким плечам, прижималась теснее. Дурея и шалея. Совершенно ничего не соображала и не хотела соображать.

Голодные, горячие, одуряющие?

А незнакомец вдруг прикусил мою губу, посылая новый разряд по телу, заставив всхлипнуть, и приподнялся на руках, всматриваясь в темноте в мое лицо, лишая веса своего тела. Я видела только его глаза, смутные, смазанные черты лица, темные, как ночь за окном, растрепанные моими непослушными руками волосы. Я все еще не до конца понимала, что творю и зачем. Просто дико, до судорог, до дрожащих рук его хотела. Хотела кого-то впервые в жизни.

- Ты не Мелисса, - прохрипел он, горячая широкая ладонь прошлась от груди к талии, несильно сжала, сорвав судорожный вдох с моих губ.

Я не пришла в себя после его слов. Точнее пришла, но не до конца. Мысли путались, кожа горела, во рту – его вкус. Даже так, даже когда он был на расстоянии, я ощущала жар мужского тела, чувствовала запах, видела в глазах, слышала в голосе желание. И не хотела ему сопротивляться.

Зачем?

Мне не нужна девственность, ее не для кого беречь. Просто не пробуждал во мне никто раньше этой дикой потребности, просто не вызывал даже отдаленно чего-то похожего. Легкое любопытство, не более. Просто никто не целовал и не прикасался ко мне так, как этот незнакомец: жадно, жестко, уверенно. И мы с ним, скорее всего, больше никогда не увидимся. Так почему нет?

- Это что-то меняет? – спросила, проведя языком по нижней губе, нарочито медленно, прикрыла и снова открыла глаза, выдохнула длинно. А потом подняла руку, коснувшись пальцами темной из-за щетины скулы.

- Кто ты?

- Путница, - растянула губы в улыбке. Медленной и ленивой. Тут же в голове всплыли все уроки шарис, все, что я читала и что видела в литкраллах. Несложная наука, не сложнее, по крайней мере, стратегии и тактики. – Хочешь, чтобы я ушла?

Мои пальцы скользнули мужчине на шею, ногти чуть царапнули гладкую кожу, вызвав тягучий вдох со стороны незнакомца.

- Нет, - выдохнул он и вернулся к моим губам, скользнув рукой к бедру, приподнимая ногу. Он что-то выписывал пальцами на моей плоти, будто собирая утерянное плетение, стискивал и сжимал.

И я скользнула руками к сильной спине, позволила ему то, чего никогда и никому не позволяла.

Незнакомец кусал, царапал, рычал невнятно в полуоткрытый рот, в шею. Его губы и руки были везде, язык выводил узоры на раздраженной, раскаленной его щетиной коже. Жалил, продирал до самого основания. Толкался яростно.

Я всхлипывала, цеплялась за плечи, отвечая на бесконечные голодные поцелуи, кусала и царапала его в ответ.

Темный и тягучий запах, смешанный с запахом его пота связывал, приковывал к мужчине, заставлял жадно хватать ртом воздух, дышать шумно и надрывно.

По венам, нервам, жилам растекался яд. Огненный и очень опасный, вгрызающийся в мою плоть, заставляющий кровь шуметь в голове, а сердце стучать в горле, вызывающий дрожь, спазмы, болезненно-сладкие уколы по всему телу.

- Ты невозможная, - хрипло, длинно, на выдохе, так что хотелось стонать. Кожа под моими руками была влажной и скользкой от пота. Я ощущала каждую тугую, напряженную мышцу пальцами. Он был очень силен.

И мне не хотелось зажигать светляки, не хотелось знать, как он выглядит, как его зовут. Какая разница? Не все ли равно, если это горячее тело, жестокие руки и губы заставляют меня умирать от каждого следующего выдоха, и с каждым следующим вдохом возвращаться к жизни?

И кажется, мой нежданный любовник был со мной в этом согласен.

Стон сорвался с губ, когда шершавый, горячий язык прошелся вдоль шеи, когда клыки прикусили кожу у ключицы, когда его губы сомкнулись на соске.

Будто взрыв пересмешника в руке, будто водяной плетью по оголенным нервам.

Я впилась ногтями в широкие плечи, выгнулась, чувствуя танец наглого языка на моей груди, вздрагивая от ощущения колючей щетины на собственной коже.

И от каждого нового жалящего поцелуя, от каждого следующего укуса металась и выгибалась все сильнее и отчаяннее.

Мне хотелось большего, мне было мало.

И мужчина вжимал, втискивал меня в себя до синяков и черных точек перед глазами. Терзал и мучил, спускаясь от груди к животу и ниже, к развилке бедер.

Когда его дыхание обожгло бедра, когда он шире раздвинул мои ноги, я задохнулась, вскрикнула глухо, дернулась, прижимая его голову крепче к себе.