Книга Проклятие Черного Аспида, страница 19 – Ульяна Соболева

— Что это, и почему все молчат?

— Дурман-цвет. Плотоядные растения, они живые, и если их потревожить шумом, они поднимут головки и раскроют лепестки, в воздух полетит ядовитое семя. Когда мы его вдохнем, то станем для них легкой добычей, они оплетут нас своими черными стеблями и утянут в свои пасти.

Я в ужасе посмотрела на невероятно красивый ковер ярко-алого цвета и снова перевела взгляд на Врожку.

— Почему меня постоянно пересаживают? Что это за стратегия такая?

— Таков приказ Князя.

— Но почему?

— Чтобы ты не совратила никого своим запахом и голосом. Ядовитая ты. Смотрят они на тебя не так, как на других. Я говорил ему от тебя избавиться.

Наверное, он шутит. Кого я уже могу совратить, это явно издевательство. Ничего приметного во мне не было никогда. И красавицей я не слыла.

— Ты мог бы лучше сказать спасибо, что я спасла твоего хозяина.

— Никого ты не спасла. Аспиды регенерируются со скоростью света. Не лезла бы, он бы сам оклемался. Не впервой князь на смерть бьется. А погубить — погубила.

— Кого?

— Меньше знаешь — лучше спать будешь. Не приближайся к князю. Не ему принадлежишь. Не зыркай глазами своими и молчи лучше. Целее будем все мы.

Я сильно сжала руку в кулак, чувствуя, как кольцо впивается в кожу. Врет он все, карлик этот, я сама знаю — кому принадлежу. Мне сердце подсказывает.

В этот момент конь одного из всадников оступился и соскользнул прямо в красный ковер, в ту же секунду цветы оплели его лепестками, и в воздух полетели брызги крови. Ящер не издал ни звука, его окровавленная рука взметнулась с блеснувшим кинжалом, перерезая горло несчастному коню, прежде чем тот жалобно заржал.

— Воины дозора умирают молча. Чтобы дать возможность выжить другим.

— Кого я погубила?

Мой взгляд схлестнулся с взглядом шута из-под косматых бровей. Цепким и очень острым.

— В деревню он летал… а теперь там поминальные колокола с утра звонят. Не будоражь Аспида, человечка. Ох не будоражь, разбудишь то, с чем никто не сможет справиться.

— Зачем колокола звонят? — недоумевая, тихо спросила я.

— По мертвым звонят… по сожженным заживо. Из-за тебя. — и тут же прикрикнул на "своего" ящера, — вперед езжай, Феро. Поди, нас там ждет сам волхв Лукьян Лукьяныч. Морок синий по траве стелется. Встречает гостей, колдун проклятый.

Я опустила взгляд вниз и шумно втянула воздух, около лошадиных копыт вились темно-синие кольца дыма.

"Закройся, Ждана, не высовывайся". Как всегда, врезался в мои мысли, и я встрепенулась от звука его голоса. Вихрь мурашек. Голову вскинула и встретилась с ним взглядом — огненные зрачки полыхают языками пламени, впиваются в мои, просачиваются под кожу. Огненными пальцами касаются меня везде, трепетать и дрожать заставляют.

А по щекам князя тонкая сеточка чешуи перекатывается одними очертаниями золотистыми. Если раньше меня это до паники доводило, то сейчас я, как завороженная, смотрела на то, как у него внутри беснуется зверь лютый, неуправляемый. Тот самый, что мне позволил себя гладить и копья вытаскивать из ран.

И смотреть в его глаза вечность. На него вообще можно смотреть часами, как там в гроте. И от одних воспоминаний, как под телом его тяжелым лежала, низ живота скручивало томлением, и дыхание учащалось.

"Прячь мысли, Ждана, не показывай никому. Прочесть тебя — два раза плюнуть.

— А ты не читай, если не нравится.

— Глупая… человечка.

— Твоя.

— Нет, не моя".

И взгляд тут же потух, глаза отвел, отпустил, и я пустоту внутри ощутила. Пустоту и тоску отчаянную. Что будет со мной, когда в царство брата его приедем?

Отряд погрузился полностью в синевато-сизый туман и продвигался очень медленно, пока сквозь рваную синюю вату не показались могучие дубы, словно мы опять вошли в лес, а я даже не заметила. Туман начал рассеиваться, и я увидела, как в небе ястреб белый кружится, крылья расправил и на снижение идет, кричит неприятно так. Лошади от этого крика шарахаются. А у ястреба глаза мертвенно-синими точками вспыхивают. Ястреб крылья сложил и вниз камнем полетел, о землю ударился, а я зажмурилась. А когда глаза открыла, то увидела, как издалека к нам приближается старец с длинной белой бородой, достающей ему почти до ступней, в белых длинных одеждах, расшитых синими и серебряными узорами. В руках у него посох, обмотанный словно жгутами синей лианы. Волосы длинные, белые развеваются на ветру, а на лбу серебряной лентой перехвачены. Чем ближе старец подходит к нам, тем больше оцепенением все тело сковывает. Как будто дышать трудно становится и даже руку поднять, или голову повернуть. Ниян спешился и навстречу старику пошел, голову склонил, приветствуя его, а тот руку на макушку Аспиду положил. Борода зашевелилась. Что-то говорит князю.

Я напряглась, стараясь прислушаться и разобрать слова… инстинктивно, а меня вдруг к ним словно приблизило, как будто внутри меня кто-то рычажок увеличения звука подвинул, как в компьютере или сотовом. Я даже дернулась от неожиданности. Это у меня бонусы такие к волосам голубым и к запаху, о котором все говорят?

— Не успел морок по дурман-цвету пустить, поздно почуял тебя, князь. Не серчай. Потери большие?

— Одного воина потерял и то по его дурости. Мне путь открыть через скалу надобно.

— Заночуете? Уважите старца?

— Нет, Лукьян, не уважу. Мы и так в дороге задержались. Поэтому пойдем, едва путь нам откроешь. Обиды не держи. В другой раз.

— Какие обиды на моего мальчика. Слыхивал, в этот раз на одну избранницу больше везешь?

— Быстро слухи разлетаются.

— А то. У меня везде глаза и уши имеются.

А я вспомнила, как он ястребом по небу летел и кричал, хищно сверкая глазами. Волхв пошел вдоль отряда к обозу, а меня оцепенение все сильнее сковывает при его приближении.

— Посмотреть хочу на избранных, водой удачи и счастья окропить, чтоб чрево свое для царя нашего раскрыли, и чадо ему долгожданное подарили.

Полог поднял, и ящеры девушек по одной повытаскивали из повозки. Выстроили всех в ряд. Волхв подолгу каждую рассматривал, срывая с головы накидку прозрачную. Бороду потирал.

— На свой безупречный вкус отбирал. Каждый раз диву даюсь, как не перевелись еще красавицы, и где берешь таких яснооких и сочных. Услада глаз. Только жаль — пустоцветки все.

А мне вдруг подумалось, что иногда лучше быть совсем некрасивой, и ведь я такой и была, почему Аспид меня в реке взял, а не кого другого… почему ко мне во снах приходил.

Волхв рассмотрел каждую, из склянки какой-то жидкостью полил на них, сложив пальцы все вместе. Не будь это миром иным, я б подумала, что он их перекрестить собрался. Только они не христиане — язычники они. О христианстве даже не слышали никогда.