
Онлайн книга «Весь мир Фрэнка Ли»
– Я хочу пирожок с кунжутом, – просит Джо, глядя на пирожки, как ребенок – на сладости. Я вдруг понимаю, что хочу заказать своей девушке пирожок на корейском языке. Я собираюсь с духом. Еда, барабаны, дети в белых добоках… Я показываю на пирожки: – I chalttok dugae jeom juseyo. То есть «Два вот этих chalttok, пожалуйста». Улыбка старой женщины сначала превращается в прямую линию, а потом в ухмылку. Из черного полумесяца ее рта вырываются слова. Я понимаю практически все то, что она мне говорит. – Chalttok? – передразнивает меня старушка. – Я не знаю, что такое chalttok. Ты бы научился говорить нормально по‐корейски. Еда исчезает, барабаны замолкают, белые добоки падают на землю, словно дети, на которых они были надеты, неожиданно исчезли. Я ошибся с названием. На самом деле пирожки называются не chalttok, а chaltteok. Разница небольшая – как «сыр» и «сэр». Но никто не попросит в пиццерии еще «сэра» на пиццу. Эта женщина – настоящая кореянка. – Вы, kyopo, все тупые как пробка, – говорит старушка. Она специально подбирает корейские слова попроще, чтобы я ее понял. Kyopo – так называют корейцев, которые живут за границей. А кто называет – я понятия не имею. Я сейчас, кажется, вообще ничего не знаю, кроме того, что земля уходит из‐под ног. Вы уже знаете, что у меня частенько такое случается в ситуациях вроде этой. Чувство тревожное, но довольно приятное и успокаивающее. Понимаю, это звучит странно. – В чем дело? – спрашивает Джо. – Что она сказала? Я оглядываюсь по сторонам. Из колонок гремит К-pop? Не могу разобрать ни слова. А все эти вывески вокруг? Тарабарщина. Люди? Они вроде похожи на меня, но я знаю, что это просто обман зрения. Такое ощущение, что я могу проткнуть их рукой, потому что все они привидения. Я обманывал себя, говоря, что я часть всего этого. Это был просто обман, заблуждение и ничего больше. – Пошли отсюда, – говорю я. Я тяну Джо к выходу с фестивальной площадки, туда, где начинается обычный серый мир. Мне хочется раствориться в воздухе и сделать вид, что мы с Джо никогда не были на этом фестивале. – Эй! – раздается мужской голос. – Постойте! На мое плечо ложится рука, и я оборачиваюсь. Передо мной стоит молодой парень, может, чуть постарше меня. Он даже похож на меня – хмурится, как я, сводит брови, как я. Только одет он в отличие от меня по‐другому: на нем синяя бейсболка с буквами «Л» и «А» и майка, а на его мускулистых руках геометричные татуировки. Парень протягивает мне прозрачный пакетик, в котором лежат четыре рисовых пирожка с кунжутом. У меня язык не поворачивается назвать их chaltteok. Это просто «рисовые пирожки». – Чувак, – говорит парень, – мне дико стыдно за мою бабушку. Она себя просто по‐свински вела с тобой. Она, блин, иногда такое отмачивает, карга старая. Эти искренние ругательства озаряют мою душу теплым оранжевым светом. Я начинаю улыбаться. Мой взгляд падает на Джо. Она прикрыла рот рукой и тихонько хихикает. – Так это твоя бабушка? – спрашивает Джо. – Она меня самого постоянно называет тупым, потому что мой корейский оставляет желать лучшего. Я моргаю. У моих родителей, конечно, есть свои недостатки, но, по крайней мере, они никогда не называли меня тупым из‐за того, что я плохо знаю корейский. Парень встряхивает пакет: – Бери. Это в качестве извинения. Я вижу, что парень простой и искренний, он правда хочет, чтобы я взял эти пирожки. И я беру их. – Съедим потом на десерт, – говорю, пожимая плечами. – Спасибо. Он внимательно смотрит мне в глаза: – Постой, вы еще не ужинали? – Нет, – отвечает Джо. – Тогда пошли, – говорит парень. Заметив, что мы колеблемся, он топает ногой и взмахивает рукой, словно приглашает нас выйти на танцпол. – Пошли, babo saekkidul, – добавляет он и весело подмигивает. – Он назвал нас тупыми козлами! – говорит Джо. – Он мне нравится, – отвечаю я. – Пошли. Он лавирует между прилавками и людьми, мы с Джо топаем за ним гуськом, едва поспевая за его белыми кроссовками на толстой подошве. Мы проходим мимо квартета, исполняющего samulnori, потом мимо сцены, на которой танцуют под К-pop, и оказываемся в самом дальнем углу фестивальной площадки. Здесь почти нет украшений, кругом стоят фудтраки, около них расставлены складные столы и стулья, повсюду едят люди. Воздух вибрирует от сумасшедшей музыкальной смеси – там и что‐то мексиканское, и рэп на английском и корейском. В жизни такого дерьма не слышал. Это грандиозно. Я достаю диктофон и начинаю записывать. Имя парня тоже попадает на запись. – Меня зовут Рой Чанг, – говорит Рой Чанг, – и это мой фудтрак. Он показывает на красный грузовик, на котором написано: All dae every day. По-корейски dae значит «большой», и рядом нарисован почти двухметровый иероглиф
Рой замечает мой диктофон. – Ты музыкант? – спрашивает он. Я скромно киваю. – Энрике тоже на музыке повернут, – говорит Рой. – Я вас познакомлю. Рой стучит кулаком в борт грузовика: – Эй, йо, два ВИП-заказа, экспресс: кесадилья с кимчи, курица чидори кочхуджан, вафли и tres cervezas, por favor! [32] – Al gesseo, – отвечает Энрике, то есть «вас понял». Рой сажает нас за столик, и через мгновение перед нами появляется еда. – А что это такое? – с любопытством спрашиваю я. – Да ты не задавай вопросы, а ешь, – отвечает Рой. И мы едим. И как только я откусываю первый кусок, то понимаю, что не остановлюсь, пока все не съем. Эта еда – идеальное сочетание всех моих любимых вкусов: кимчи – вкус дома, сыр, тортилья и маринованный кактус – вкус Калифорнии, откуда я родом, ну и вафли. Потому что вафли – это вафли. – Ом-ном-ном, – урчим мы с Джо. – Им нравится, – сообщает Рой Энрике, который вышел и фудтрака, чтобы посмотреть, как мы едим. Энрике показывает пальцем на Роя: – Говорят, что этот парень – будущее американской кухни, ха! – Как, блин, я могу быть будущим, если я уже здесь и если я и так американец? – спрашивает Рой. Энрике просит включить мои треки, и я включаю, в том числе и «Песню Брит». Ему все так понравилось, что он дает мне свой электронный адрес, чтобы мы могли поддерживать связь. И я без колебаний оставляю свой адрес ему и Рою. У меня такое чувство, как будто мы с ними уже встречались, словно мы учились в одной школе. |