Книга Доверьтесь мне. Я – доктор, страница 43 – Макс Пембертон

– Мне одиноко, – отвечает он.

Вообще, когда меня вызывают к больному, и я спрашиваю, на что он жалуется, то ожидаю получить (помоги, боже!) более-менее однозначный ответ. Если ответ не совсем однозначный, я назначаю анализы и снимки, то есть хотя бы начинаю разбираться с проблемой. Мэтью положили в больницу, потому что у него развился диабет от лекарств, которыми лечат его шизофрению. Состояние удалось быстро стабилизировать, и теперь он дожидался, когда освободится койка в психиатрии. Однако сестры стали замечать, что он сам на себя не похож, и забеспокоились: Мэтью держался отстраненно, подолгу лежал в кровати, а посреди ночи мог вдруг разрыдаться. Я все-таки надеялся, что его проблема медицинского характера, например, расстройство желудка. Выписываем таблетки, начинаем лечение, все улыбаются, клиент счастлив. Но оказывается, ему одиноко.

Я понимаю, что он чувствует. И не только потому, что Руби в отъезде; в любом случае, у нее теперь есть Любимчик Домохозяек. Просто у меня уже давным-давно нет ни сил, ни времени общаться с людьми. Такое ощущение, что жизнь проходит мимо. Временами мне тоже одиноко. Правда, меня отчасти утешает факт, что одиночество испытывают все вокруг.

У Мэтью нет друзей. Я перебираю кое-какие варианты, которые он мог бы попробовать после выписки: разные клубы и группы. Но он лишь качает головой. Мэтью не глуп: он знает, чем занимаются другие в его возрасте. Знает, что они не слышат голосов и им не колют тяжелые лекарства, подавляющие психоз. То, что ему нужно, я выписать не могу. Не могу предоставить ему готовую компанию друзей, которые примут его таким, какой он есть: молодым парнем, который играет в футбол, смотрит «Слабое звено» (никто не совершенен), любит ходить на концерты и болеет шизофренией. Психические заболевания влекут за собой одиночество и изоляцию; как врач, я ничего не могу с этим поделать. Серьезное, длительное психическое расстройство – это, по сути, пожизненный приговор. Такие люди не вписываются в общество, они ненормальные, и окружающие стараются держаться от них подальше.

– А как насчет других пациентов из нашего психиатрического отделения? Подружились вы с кем-нибудь? – спрашиваю я.

– Там нет никого моего возраста, да и симптомы у них другие, – отвечает он. И добавляет, понизив голос:

– Они же все сумасшедшие!

И правда: почему они должны стать друзьями, если единственное, что их объединяет, это психическое нездоровье?

– А вы будете моим другом? – вдруг обращается он ко мне.

Кажется, такой вопрос мне еще никогда не задавали. Я и хотел бы ответить «да», но это будет с моей стороны не только непрофессионализмом, но и ложью. Мы не можем быть друзьями, потому что я – его доктор. Отношения пациента и врача строятся на том, что врач сохраняет отстраненность.

Мэтью заранее знает, что я ему отвечу; прежде чем я нахожу нужные слова, он вздыхает и переводит взгляд в окно.

– Больше всего мне хочется быть нормальным, – шепчет он.

И я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сказать ему, что чувствовать себя одиноким – совершенно нормально.

Среда, 10 марта

Руби вернулась! Загорелая до черноты, поздоровевшая, с кучей кубинских сувениров. Я тронут тем, что она обо мне не забыла: со дна чемодана она вытаскивает большую коробку сигар. Вообще, я не курю сигары, но счастлив получить подарок.

– Как думаешь, ему понравится? – улыбается она.

– Кому? – переспрашиваю с глупым лицом, прежде чем понимаю, что речь о Любимчике Домохозяек, о ком же еще!

Я-то надеялся, что она утешится с каким-нибудь молоденьким кубинцем, но не тут-то было.

– Я ужасно по нему скучала весь отпуск. Постоянно думала о нем, – начинает она.

– Ты уже позвонила ему сказать, что вернулась? – спрашиваю ее, гадая, продолжаются их отношения или нет.

– Ой нет, он не любит, когда его беспокоят после пяти. Если надо, он сам мне звонит. По вечерам он очень занят, его нельзя отрывать. У него мама болеет, и ему приходится ей помогать, ну и все в таком духе, – объясняет Руби.

Просто поразительно: даже такая умница, как она, становится слепой, когда дело касается этого парня.

Пятница, 12 марта

Любимчик Домохозяек присоединяется к нам с Руби на перекуре. Теперь, когда с хирургией покончено, я больше не стараюсь делать вид, что он мне нравится – любезность, до которой он в мой адрес никогда не снисходил. Киваю головой, когда он здоровается с Руби, игнорируя меня.

– А как там ваша новая интерн? – невинно интересуюсь я. – Это ведь девушка, да? Похоже, вы всегда выбираете себе интернов женского пола.

Он делает вид, что не слышит, а Руби пронзает меня взглядом. Ладно-ладно, буду держать себя в руках, хотя бы ради нее. Пару минут стою молча, пока Любимчик посылает мне почти осязаемые волны недовольства, намекая, чтобы я скорей ушел. Однако я решительно настроен остаться: если не для того, чтобы защитить Руби, то хотя бы чтобы его позлить.

Он стоит ко мне вполоборота, и со своего места я хорошо вижу руку с сигаретой, свисающую вниз, и нежные завитки табачного дыма. Рассматривая их, перевожу взгляд на его пальцы и тут замечаю на одном бледную полоску. Приглядываюсь повнимательней, пока они негромко разговаривают о проведенном раздельно отпуске и о том, как друг по другу скучали. Он поднимает руку, и я снова вижу след. Светлая тонкая полоса вокруг основания пальца выделяется на фоне свежего загара.

Мне никогда не приходило в голову, что Любимчик может быть женат. Я-то думал, что он просто гулена, неспособный пропустить ни одной юбки. Размышляю о том, знает Руби про его жену или нет, и с упавшим сердцем гадаю, говорить ли ей.

Суббота, 13 марта

– Я не могу ей сказать! Она меня убьет, – заявляю я.

– С какой стати ей тебя убивать? Ты же не виноват, что у него жена. Ей обязательно надо знать. Взгляни на это так: если она выяснит все сама, а потом поймет, что ты знал, то точно тебя убьет и будет права, – говорит Флора по телефону.

Если бы Флора по-прежнему жила с нами, то, я уверен, мне как-нибудь удалось бы ее убедить, что рассказать Руби про Любимчика – ее моральный долг. Но сейчас я один.

– Мне не хочется! – хнычу в трубку.

– Слушай, я не могу сейчас говорить, у меня дежурство. Бога ради, будь мужчиной! Что самое худшее может с тобой случиться? – заканчивает Флора.

– Ладно-ладно, я ей скажу, – сдаюсь я, – завтра.

Воскресенье, 14 марта

Руби смеется мне в лицо.

– Женат? – спрашивает она между взрывами хохота. – Так ты это хотел мне рассказать? И все?

Молчу, недоумевая. Это не тот ответ, которого я ожидал.

– Это и был тот важный разговор, из-за которого мы не пошли в кино? – продолжает она.

Начинаю чувствовать себя оскорбленным: моя попытка спасти ее от порочной связи с женатым мужчиной только что потерпела крах.