Онлайн книга «Утерянная Книга В.»
|
– Ты на обычный прием ходила? – Кажется, да. – Ты не знаешь? – У меня немного подтекало. – Как при месячных? – Нет. Совсем немного. То есть, то нет, – повторяет Розмари, кажется, с долей нетерпения. Ви приходит в голову, что Филипп на кухне мог говорить именно об этом, и именно Розмари могла ему сказать, что присутствие Ви ей мешает. Думает ли Розмари про халат? Потом Розмари делает большой глоток вина и говорит, показывая на пачку сигарет на кофейном столике: «Кури, если хочешь. Я не против. Мне запах нравится», – и Ви расслабляется. Ногой в носке она пододвигает пачку ближе. – Переживаешь? – спрашивает у Розмари. – Нет особого смысла переживать. Врач сказал, что поможет постельный режим. Но я лежать не собираюсь. – Скажешь Филиппу? – О чем? – Что сказал врач. – Нет. Ви прикуривает. – Интимные отношения тоже нельзя, – продолжает Розмари. – Придется все же сказать. Хотя у нас и так месяц ничего не было. Может, и не стоит говорить. Ви кивает. Она ждет. Сегодня определенно неподходящий вечер, чтобы рассказывать про лесоруба, а вот Розмари могла бы рассказать Ви о своей замужней жизни. И, может быть, завтра или послезавтра Ви ей тоже все выложит. Однако Розмари молчит, потягивая вино. Ви подливает себе бурбона. Сегодня она пьет быстро, не в силах победить желание забыться. Новость от Розмари про кровотечения ее пугает. Она чувствует вину за эпизод с Филиппом на кухне, хоть ничего и не было, и лишнего он увидеть не мог. Ви пьет маленькими глотками, потом решается: – Так что же… похоже, доктор беспокоится, а ты – нет? Розмари ворчит: – Как вообще можно понять, что там себе думает доктор? Она допивает вино, ставит бокал на столик и откидывает голову на спинку дивана, так что ее взгляд падает на камин на другом конце гостиной. Ви тоже смотрит на него: классический колониальный стиль, выложен черным кирпичом, достаточно большой, чтобы обогреть весь дом. В доме прохладно. Филипп установил термостат на 19 градусов. – Развести огонь? – спрашивает Ви. Розмари отвечает: – Не надо. Уже поздно. – Ну и хорошо. Я все равно не помню, как это делается. Они смеются. И все же Розмари явно грустит. Сама на себя не похожа. – Ты вешаешь чулки? – спрашивает Ви, показывая сигаретой в сторону каминной полки. – А елку ставите? Розмари качает головой. Ви берет с кресла плед и укрывает подругу, Роз-мари утопает в подушках. – Спасибо, – говорит она. И добавляет: – Хочу прилечь. – Хорошо. Я тоже докурю и пойду ложиться. – Я здесь, на диване. Нет сил вставать. Ви поднимается, давая Розмари вытянуться, потом, когда Розмари хлопает рукой по соседней подушке, тоже ложится, кладет голову на подлокотник, а бокал ставит себе на грудь. Они вместе смотрят на потолок. – Он не разрешает? – продолжает Ви через какое-то время. – Елку? – Он ничего не говорил. – Я думала, что это по материнской линии. Если мать еврейка, то и дети евреи, а если нет, то?.. – Я хочу принять иудаизм. – Ты серьезно? Ви поворачивается. Руки Розмари сложены на животе. – Это он тебя попросил? – Нет. Он не религиозен. Ему все равно. – Тогда зачем? – Мы семья. Семья должна быть настоящей. Ви (после трех бокалов бурбона) эта идея кажется нелепой. – А как же крест? – спрашивает она. – Тебе не страшно? – Тем более нужно это сделать. Единый фронт. Я не стану прятаться. – Ты и так не прячешься. Будешь просто жить. Будешь собой. Розмари не отвечает целую минуту. Ви ставит бокал на столик, потом переворачивается, опирается на локоть и смотрит на профиль подруги – та выглядит абсолютно безмятежно. Ви начинает думать, не уснула ли Розмари с открытыми глазами. Может, она это все в полусне наговорила? Но тут Розмари произносит: – Это ничего, что ты не понимаешь. Ви встает и закуривает еще одну сигарету. Подходит к камину, потом к окну, натыкается на маленький столик. На нем странное изваяние (из олова?), на которое Ви раньше не обращала внимания, не заинтересованная его абстрактностью. Она не смотрит и сейчас, только делает мысленную отметку («вещь Филиппа») и возвращается к Розмари. – Ты действительно этого хочешь? Розмари вздыхает, натягивая плед до подбородка. – Мне очень интересно. Там все иначе. Ничего общего с епископальными традициями. Его мама – она такая хорошая – пригласила меня в какую-то группу «Эр-Эс» в Кембридже. Думаю сходить. – Эр-Эс? – «Рост самосознания». – А-а-а. Я ходила в такую. Или вроде того. В Вашингтоне, я тебе писала. – Она еврейская. Наверное, будут рассказывать предания… Говорит, очень вдохновляет. – Ходить в такую группу и собираться ради мужа поменять веру – верх лицемерия. Это вообще разрешено? Розмари поворачивается к Ви. – Солидарность всегда разрешена. – Не выйдет быть солидарной со всеми разом, – говорит Ви, прекрасно понимая, что Розмари имеет в виду. Всегда быть на стороне своего мужчины; ведь, в конце концов, только это важно. Возможно ли, думает Ви, чтобы Розмари говорила не о самой Ви? Внутри вспыхивает раздражение, а вместе с ним отчаянное желание прямо сейчас взять и рассказать Розмари все. Не только то, что рассказала в двух словах в первый вечер, как Алекс потребовал у нее раздеться, но и что было на кухне перед началом вечеринки, и что он мог сделать с женой Чемоданника, и все, что было у Ви на душе. Но ей страшно. А если Розмари, как и Филипп, скажет, что Ви пора возвращаться? Розмари садится. Она снова похожа на себя прежнюю – добрую оптимистку, жизнерадостную беременную женщину, которая идет спать. – Хочешь сходить на собрание группы? Они приглашают всех желающих. – Может быть, – отвечает Ви. Она думает о своей женской группе и о группе жен. Розмари, в глазах Ви, всегда принадлежала к последним. Выходит, все вздор, и можно запросто переходить из одной группы в другую, как заблагорассудится? Из модниц в хиппи, из епископальной церкви в иудаизм, от лака для ногтей к его отсутствию и обратно? Еще Ви думает, что хотела бы пойти на собрание, чем-то себя занять, провести пару часов в городе. Придется уговорить Филиппа разрешить ей поехать. До чего унизительно просить разрешения у чужого мужа! Но нельзя ведь оставаться здесь вечно. Раз Алекс хочет вернуть ее, значит, захочет и защитить, Хамп не собирается натравливать репортеров, никто не будет ломиться к Филиппу в дом. Чем больше Ви думает о доводах, тем яснее понимает, как сильно хочет попасть на собрание. Скажет ему, что ничего не будет говорить, только слушать, как репортер. Заинтересована, но не замешана. |