Книга Мать железного дракона, страница 39 – Майкл Суэнвик

– Чтобы спеть в полную силу, Дженни нужно полностью освободиться от бремени! – Лошадиный череп похотливо задергался. – Если вы улавливаете, о чем я. А, вижу, что удавливаете. Господа, если не сложно…

Гномы торопливо расстегнули платье, и Невинная Дженни осталась в белых трусиках и лифчике. Ноги ее были покрыты синяками, плоть из-за недостатка движения болталась. Но зрители тем не менее захлопали и заулюлюкали.

– А теперь пой! – приказал конферансье.

Невинная Дженни затрясла головой, глядя прямо перед собой, будто корова. В глубине ее тела зародилось сияние, которое росло, росло, и вот уже всю Дженни охватило священное пламя авена. Она грациозно вытянула руку и запела невозможно чистым голосом:

И снова царапающий звук. Оторвав взгляд от Дженни, Кошка безо всякого удивления поняла, что к ним присоединились Мейв, Дейдре и Эшлин. Теперь в сборе были все женщины-пилоты, кроме Сирше.

– Как в старые добрые времена, – пробормотала Кошка, припоминая судилище, которое они ей устроили, и гадая, что летчицы затеяли теперь. Повернувшись к Изольде и Сибил, она сказала: – С вами, ребята, я обошлась по-доброму.

– Ты проявляла милосердие и снисхождение и давала нам денег, – отозвалась Изольда. – Это не одно и то же. Мы презирали тебя за это.

– Теперь ты знаешь, – добавила Сибил.

Кошка повернула голову, высматривая выход. Но зал был битком набит, столики стояли так плотно, что мимо них невозможно было протиснуться. Хотя трем подошедшим последними летчицам это почему-то не помешало.

Она снова повернулась. Никто из них не слушал певицу.

Все уставились на Кошку. Будто волчицы.

Глядя Кошке в глаза, Эшлин сказала:

– Ни о чем не хочешь меня спросить?

– Во имя всего святого. Ладно, спрошу. Как ты выбралась из Стеклянной Горы?

– Дура! – Лицо у Эшлин было жестоким и холодным. – Из Стеклянной Горы нельзя выбраться.

– Живой, – подхватила Дейдре.

– Нельзя выбраться из Стеклянной Горы живой, – жестко добавила Мейв. – Я права, девочки? – (Над столиками пронесся одобрительный шепот.) – Вы знаете, что права.

Все подозрительные детали, которые уже некоторое время занимали Кошку, сошлись воедино. Она схватила за руку Изольду, которая сидела ближе всех.

Пальцы прошли прямо сквозь запястье, будто там и не было ничего.

Остальные летчицы мерцали во тьме. Как же она сразу не поняла, что это бестелесные духи? Как не заметила, что ни Сибил, ни Изольда ни разу к ней не прикоснулись? Что во время совместных посиделок они только делали вид, что глотают, а бокалы оставались полными?

На Кошку, не отрывая глаз, таращились духи, которые когда-то были ее подругами, а потом превратились в ее гонительниц. Никто не двигался. Они явно чего-то ждали.

Когда номер закончился и стихли аплодисменты, Невинную Дженни тычками погнали за кулисы. Конферансье, который раньше суетился неуемной блохой, стоял теперь неподвижно.

– А теперь наш коронный номер, нашcoup de théâtre ^[77], церемония, дарующая отраду королям и развлечение черни, – только сегодня! И больше никогда. Великолепное… торжественное… величественное… Ритуальное! Жертвоприношение! Девственницы!

Ударник выдал римшот. Кошка лихорадочно заозиралась в поисках выхода.

– Мне нужно в дамскую комнату, – сказала она.

– Слишком поздно, – ответила Эшлин.

Конферансье поманил кого-то. На сцену с торжествующим видом и ослепительной улыбкой вышла Сирше. Будто знаменитость, которую всем положено узнавать, она помахала зрителям левой рукой, потом правой. Слишком настоящая для бестелесного духа, хотя ее лицо и покрывал слой белоснежной пудры. Нежно сомкнув ладони вокруг стойки, она поднесла микрофон к кроваво-красным губам:

– Благодарю, маэстро. Вы так добры.

На Сирше была парадная форма Драконьего Корпуса, и из-за этого (больше, чем из-за чего-либо другого) Кошку охватил приступ лютой ненависти.

– Давайте же для начала представим звезду сегодняшнего вечера, саму жертву – скандально известную убийцу дракона, капитана Кейтлин из Дома Сан-Мерси! Встаньте, офицер!

Кошка встала. Обвела рукой остальных пилотов и спросила, перекрикивая аплодисменты:

– Ты ведь убила их? Признай это.

– Я заключила сделку. – («Я же говорила», – сказала где-то сбоку Сибил.) – Двенадцать жизней в обмен на мою свободу. С меня сняли все обвинения и вернули звание. Одиннадцать из двенадцати уже были в Стеклянной Горе. Они и так и так не вышли бы оттуда живыми. И я принесла их в жертву, перекрыла им путь к Черному Камню и отпустила. Я знала, что они пройдут сквозь лабиринт Эвропы и отыщут тебя.

– Мы с тобой офицеры. У меня есть право…

– Об этом потом, – перебила Сирше. – Сперва вопрос твоим подружайкам. Она все еще девственница? – крикнула она Изольде, указывая на Кошку; зрители загоготали и презрительно заулюлюкали. – Девственница?

– Чик-в-чик! – откликнулась Изольда. – Мы долго беседовали о сексе, и было совершенно очевидно: она не знает, о чем говорит.

– Овца невинная! – поддакнула Сибил.

– Видела бы ты, как она пялилась на того невольника на базаре! Кастрированная киса и молодой красавчик-кот. Знает, что ей хочется что-то с ним сделать, но вот что – не имеет ни малейшего понятия, – продолжала Изольда.

Публика взревела.

– Тащите ее сюда! – приказала Сирше.

Летчицы вскочили и окружили Кошку. Их руки стали осязаемыми и холодными, будто у трупов. Вцепившись мертвой хваткой, они щипали бранившуюся и плюющуюся Кошку, тянулись к ее лицу, волокли на сцену прямо по столикам, стульям и зрителям. Эшлин и Брианна сбегали за кулисы и прикатили оттуда деревянный крест в форме буквы Х. На концах перекладин болтались кожаные наручники, а сам крест украшали пластиковая лоза и блестящие золотистые завитушки. Самая пошлая штука из всех, на которых только можно умереть.