Книга Мать железного дракона, страница 63 – Майкл Суэнвик

Мы выпили. Странно, но как-то так вышло, что Саша прикончила свою порцию первой. Я налила ей еще. Потом еще и еще. Забабахала второй шейкер.

Надеялась, что она упьется в хлам и вырубится. Но Саша сделана из другого теста. Чугунный желудок и мочевой пузырь под стать. В конце концов она воскликнула: «Довольно!» – и погнала меня в кухню. Распахнула дверцу духовки, махнула пистолетом (это, разумеется, был «маузер»; мне еще в жизни не попадалась лесная колдунья с другим излюбленным оружием) и скомандовала: «Залезай».

Я прикинулась дурочкой. Оттопырила зад в одну сторону, локти в другую – и говорю: «Никак».

Саша решила, что я, как и она сама, тоже в стельку, и втолковывает: «Просто на колени встань и заползай. Тут любой дурак справится».

«Но если я вот так согнусь, ничего не выйдет, – канючила я. – А если назад откинуться, вообще все наружу торчит». Как бы я ни крючилась, в печку не пролезала. И конечно, меня при этом вовсю мотало и шатало… Знаешь, а я ведь отцу чуть в лицо не плюнула, когда он заявил, что мне нужно брать уроки пантомимы. Но этот божий сын, старик мой, свое дело знал. От моей беспомощности Саша пришла в ярость.

Наконец она так разъярилась, что отложила «маузер» и сама встала на четвереньки. «Вот так!»

Не успела бы ящерка глазом моргнуть, как я запихала Сашу в печь. Она впечаталась башкой в заднюю стенку, а я захлопнула дверцу, огрев ее по заднице.

Как же она рвала и метала! Но попалась так уж попалась. Когда Саша выдохлась, я и говорю: «Что ты мне дашь, если я тебя отпущу?»

«Ничего! – завопила Саша. – Я зима и бескормица, голод и засуха. Я ночь без конца и без края. Я та, кто ничего не дает, но лишь берет».

«Я вот-вот включу газ», – напомнила я.

Тут до Саши дошло, в какой она угодила переплет. «Твоя жизнь в обмен на свободу».

Неплохо для начала. Но мне этого было мало. Я и говорю…

– Эй, погоди-ка! Я эту историю знаю! – воскликнула Кошка. – Ты Сметливая Гретхен! А Хэнк, наверное, ее брат Ганс.

– Это очень-очень старая сказка, – ответила Ворон. – Какая бы правда ни скрывалась в ее сердцевине, в незапамятные времена, еще до всех переделок и слухов, случилось это задолго до моего рождения.

Но в глаза она Кошке не смотрела.

Наконец они приехали в не особо примечательную деревушку, примостившуюся в не очень глубокой долине в самом сердце Спорных гор. Рядом текла река, вдоль которой стояли ветхие доки и несколько некрашеных складов, на дальней стороне, где пониже, раскинулось болото. На центральной улице – восемь-десять кирпичных домов. Остальные – деревянные лачуги, обшитые досками или сложенные из ошкуренных бревен, а самые старые – и вовсе мазанки.

– Мы на месте, – объявила Ворон.

– Слава Богине. – Младенец все утро скандалил, и Кошка понятия не имела, зубы у него режутся или начались колики. – С превеликим удовольствием сбуду с рук этого невыносимого недомерка.

Ворон повернулась к ней с побелевшим от гнева лицом:

– Не смей так говорить о моем… – Она осеклась. – О ребенке. Это невинное дитя, и я не позволю поливать его грязью. Слышишь?

Кошка никогда еще не видела свою подругу в таком состоянии. Но на попятный не пошла:

– Прекрасно слышу. Ты только что сказала «о моем». Это твой сын?

– Нет. Не сын. Вон кто-то идет, спросим, куда нам.

По мощеной городской площади шла, опираясь на палку, старуха, судя по обнаженной груди, широкополой шляпе и зеленому поясу – местная ведьма. Ворон вылезла из пикапа и с поклоном спросила:

– Преподобная, мне надобен твой совет. Мы ищем женщину по имени Слепая Энна.

– Слепая Энна? Таких у нас нет. Есть одна Энна – Ясноглазая. Волосы и сердце у нее светлые, а походка и голова – легкие, не девушка, а мыльный пузырь. Живет на окраине, где река впадает в болото. Но вряд ли это она вам нужна.

– Все равно проверим, – отозвалась Ворон, дотрагиваясь до лба, сердца и ширинки. – Прими мои благодарствования.

Жилище Ясноглазой Энны оказалось ухоженным домиком в форме желудя: соломенная крыша, посредине – кирпичная печная труба. Дверь была приоткрыта, но, когда они постучали, никто не ответил. Прислушавшись, Кошка различила чей-то плач.

Они вошли.

В темной комнате на полу, скорчившись, лежала Энна. Она прижимала ладони к глазам и безутешно плакала.

– Что за… – начала было Кошка.

– Тихо!

Ворон призвалаlux aeterna, и ее ладонь наполнилась сияющим светом. Когда огонек завис в воздухе прямо над плачущей девушкой, стало видно два мокрых пятна у нее на рубашке – там, где выпирала разбухшая грудь. Ворон опустилась на колени и одной рукой обняла Энну за плечи:

– Ты потеряла ребенка?

Та кивнула сквозь слезы.

– Где он?

– На… на болоте есть остров. Там ее и зачали. Я выкопала яму, завернула ее в шелк и положила туда. Собрала ей цветы в дальний путь: чертополох, чтобы защитить; морочки, чтобы благословить в дорогу; гиацинты, чтобы придать стойкости; мальву, чтобы подстегнуть устремления; крестовник, чтобы она вернулась, и тысячелистник, чтобы исцелилось мое разбитое сердце. Только вот не помогло. Тогда, чтобы Богиня взглянула на мою доченьку благосклонно, я предложила ей свои глаза.

Энна опустила руки, и Кошка с ужасом увидела ее потемневшие от крови глазницы.

– Неси сюда портфель, – приказала Ворон, и Кошка побежала к пикапу.

Младенец крепко спал в гнездышке из одеял, которое они соорудили ему прямо в открытом портфеле поверх волшебных вещиц, так что Кошка принесла и его тоже. Уже в доме она переложила ребенка себе на плечо.

Каждый артефакт был обернут льняной тряпицей, перевязан бечевкой и снабжен аккуратно подписанным ярлыком.

– Там где-то сверху сверток с пометкой «сон», – пояснила Ворон, – найди его.

Свободной рукой Кошка вытащила нужный пакетик и развязала бечеву. Внутри лежал маленький серебряный колокольчик.

– Уши закрой, – скомандовала Ворон, подняла колокольчик и тренькнула под ухом у Энны. Обе они медленно осели на пол – одна направо, другая налево. Ребенок, так и спавший, ничего не заметил.

Ясноглазая Энна упала прямо возле своей лежанки. И Кошка затащила ее туда. Потом ощупью пробралась к окошку, распахнула ставни, и комнату затопило светом, аlux aeterna растворился во вселенском субстрате. Кошка растолкала Ворон.

– Ух! Жаль, я не догадалась затычки для ушей прихватить. – Ворон принялась копаться в портфеле, выудила оттуда мизерикорд ^[126] и, не вытаскивая из ножен, спрятала под лежанку. – Это поможет отогнать отчаяние. Именно поэтому я и уложила ребенка прямо в портфель – чтобы чуть смягчить травму из-за потери матери.