
Онлайн книга «Неспящая»
Он удивлённо поднял бровь: — Ну, попробуй. — А на что ты живёшь, я не пойму? Богатые кикиморы — это ж такая редкость! У нас ведь как выходит: заболел, стал изгоем, всего лишился и сгинул. Кикиморы обычно бедны, а многие и вовсе бомжуют. А у тебя такая классная квартира. Одеваешься ты вроде просто, но шмотки все дорогие. Не голодаешь уж точно, и кофе у тебя не абы какой, а для гурманов. Откуда всё это, если с родителями ты не знаешься, у брата денег не берёшь, а сам нигде не работаешь? — Я работаю, — усмехнулся он. — Кем?! — Так ведь… — он улыбнулся. — Футляром для Райды. Оплачивается неплохо, весьма. — С ума сойти! Какое, оказывается, доходное ремесло! И это все футляры так неплохо живут? Никита помрачнел и, помолчав, неохотно ответил: — Нет. Повезло только мне. К остальным нагрянут, начудят, голову задурят, проблем наделают и свалят восвояси до следующего раза. — А у тебя не так, что ли? — У них это всё забесплатно. А Райда честно договор исполняет. Да и не просто чудит, а всё-таки делом здесь занимается. — Да, тебе точно повезло, — подтвердила я, но подыгрывать ему мне надоело, поэтому я буркнула с досадой. — Хватит врать-то! Осточертело тебе всё это, ведь так? — А хоть бы и так, — он пожал плечами. — У меня выбора нет. — Отказаться нельзя? И прекратить всё это? — Мой договор бессрочный и безотзывный. Прекратится это только в случае смерти одного из нас, — Никита коротко вздохнул. — Технически — подселенец полностью управляет процессом. Разрешения у своего футляра можно не спрашивать. Хотя принято с футляром договариваться и подготавливать его. Это у них называется «воспитывать». Райда меня хорошо воспитал. Когда он впервые пришёл ко мне — вживую — и объяснял, как это будет происходить, что я буду с этого иметь, он ничего не скрывал. Сразу сказал, что я скоро его возненавижу. Но он обещал, что научит меня владеть собой, управлять своими реакциями и легко входить в кокон. Обещал, что с такой подготовкой я смогу получить разрешение остаться на свободе. Он сдержал обещания, и моя нынешняя жизнь стоит любых проблем с Райдой. — Так любишь хороший кофе и свободу? — Люблю! — подтвердил он с вызовом. — А я, наверное, предпочла бы лучше дешёвую бурду в глухом интернате, чем вот так. Это же терпеть невозможно, как ты это выносишь? — Убеждаю себя, что привык, — буркнул он. — Да и не так уж я свободу люблю, сколько она мне позарез нужна. Поэтому без вариантов. — Что же это за позарез такой, чтобы покорно жить в таком кошмаре?! — Ребёнок у меня, — пояснил он не очень охотно. — Маленький ещё. Мне нужно его навещать. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы осознать, какими проблемами живёт на самом деле этот парень. — Ну… Тогда конечно, — пробормотала я. — Хорошо хоть, жена позволяет вам видеться. Обычно мать отцу-кикиморе сразу от ворот поворот… — Да нет никого, никакой матери, — раздражённо перебил меня Никита. — Сын в детском доме для малышей с наследственным риском. Совсем меня отцовских прав не лишили, но забрать его к себе не дают. Говорят, если даже для окружающих в целом я не опасен, то жить с ребёнком под одной крышей мне нельзя, для его же безопасности. Два суда я уже проиграл. — А мать его где? — Нигде! — рявкнул Никита. — Не твоего ума дело! — Что ты на меня орёшь?! Я тебя за язык не тянула! Он отчаянно взмахнул руками и отвернулся. Некоторое время мы оба напряжённо молчали, глядя, как по сведённому Троицкому мосту в обе стороны тянется поток машин. — Забудь всё, что я сейчас тут сказал, — наконец проговорил он угрюмо. — Это никого не касается. Вообще никого! — Я и не запоминала, больно надо. — Вот и правильно! За нашими спинами послышались неторопливые шаги, и басовитый тягучий голос поинтересовался: — Это ваша машина припаркована? — И если моя, то что?! — злобно процедил Никита, оборачиваясь. Позади нас остановились трое полицейских. Обычный пеший патруль, таких в центре много. На окраинах они из автомобилей вылезать побаиваются, а здесь ходят при параде, туристов якобы охраняют. — А вы бы повежливее себя вели, — лениво проговорил единственный в троице офицер. — А вы бы не с вопроса начинали, — бросил Никита всё с той же нескрываемой злобой. — А представились бы, как положено. Офицер усмехнулся, потом не очень внятно, но всё же произнёс звание, фамилию и номер участка, а затем требовательно протянул руку: — Документы, пожалуйста, и побыстрее! — А что, собственно, произошло?! — прищурился Корышев. Вот это и называется «нарываться на неприятности». Потребовать представиться — это ещё туда-сюда, но интересоваться, что произошло, лучше бы, когда документы уже предъявлены. — Документы давай! — жёстко повторил полицейский. Никита вынул из кармана электронный паспорт-карту и сложенный вчетверо плотный листок. Полицейский забрал их и мотнул головой: — Так твоя машина? — Моя. И что не так? — Знак видел? Стоянка в этом месте разрешена только на время разводки моста. В остальное время стоянки вдоль сквера нет. Никита раздражённо дёрнул плечами: — Я знаю. Мост только что свели. Мы уже возвращаемся в машину. — Не похоже. Машина стоит, водителя нет, вокруг люди. Неизвестный автомобиль в месте скопления граждан… — Каких граждан? Здесь сегодня нет никого. — А это не важно. — А неважно, так фиксируйте, выписывайте штраф и оставьте меня в покое! — сказал Никита уже почти спокойно. Полицейский, наконец, глянул на то, что у него в руках. Электронный паспорт Корышева был перечёркнут оранжевой полосой. — Ого… — обронил офицер и, повертев карту, небрежно бросил её на асфальт себе под ноги. — И какого чёрта ты тут ходишь такой красивый, с таким-то статусом? — Там есть судебная бумага, — отозвался Никита. — Возьмите и прочтите. — Бума-а-а-га? — передразнил полицейский и развернул листочек с рыжим гербовым узором, пробежал его взглядом. — Жаль, я читать-то не умею… А если читать не умею, то зачем мне эта писулька? Да и тебе она незачем, если никто её читать не собирается. С этими словами полицейский демонстративно медленно разорвал документ на мелкие кусочки и брезгливо швырнул их в лужу. Его соратники с кислыми физиономиями молча стояли рядом. — Вы об этом пожалеете, — спокойно сказал Никита, но глаза его нехорошо сверкнули. |