
Онлайн книга «Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения»
— Ну как курица, Том? — Голос прозвучал так, будто Мэтти сидела рядом. Он тронул языком переключатель. — Лучше не бывает. — У меня это удовольствие еще впереди, позвали на лесопилку. Сказали, у нашего дерева какая-то аномально обширная сосудистая система. Спрашивают, ты ничего необычного не заметил? — Нет, откуда? Лучевик мгновенно запекает срез, весь сок испаряется. — Барроуз, он тут на лесопилке главный, показал мне поперечный распил последнего куска ствола. Пробковый и лубяной слой оказались вдвое толще, чем у обычных деревьев. Такого я еще не встречала, а ты? — Нет, не припомню… А какие с этим проблемы? Сушить придется дольше, вот и все. — Да тут больше тайн, чем проблем. Главное, непонятно, для чего такая мощная сосудистая система. Пускай дерево и очень большое, но и обхват веток соответствующий — зачем наращивать специализированные клетки в глубину? Другая загадка: часть пробкового и лубяного слоя оказалась мертвой или умирающей, и это не процесс превращения в древесину, потому что отмершие участки с ней не контактируют даже у луба. Возможно, тебе удастся пролить на это свет, Том. — Да, непонятно… Может, все из-за размеров. Вдруг при таком объеме прежние закономерности не действуют? — Возможно, хотя что-то не верится. Так или иначе, Барроуз хотел, чтобы ты был в курсе. Ладно, пойду ужинать. А ты отдохни как следует. — Постараюсь, Мэтти. — Ну, пока. Конец связи. На дереве ночь наступила рано. Хохотушки, вернувшиеся с полей, присоединились к общему хору в глубине темно-зеленого сумрака в блаженном неведении, что сегодняшнее разорение — только начало беды. Сквозь просветы в листьях над головой тускло замерцали первые звезды. Стронг сидел на ветке, пытаясь собраться с мыслями, но они перемешались, как скомканные письма в мусорной корзине. Сжечь бы их все, но как, если в роли корзины твоя собственная голова? На небо взобралась первая луна Пенелопа, посеребрив края листьев и правый рукав Стронга. Он озадаченно глянул на руку, потом встал и забрался в палатку — стало ощутимо холодать. Включил походный костерок на малую мощность и стал смотреть через вишнево-красное искусственное пламя на ночную листву. Широкая ветвь, на которой был разбит лагерь, простиралась вдаль, словно аллея в глухом лесу, а в конце сверкало серебром лунное сияние. Сияние шевельнулось — рука, нога, размытый слепящий овал лица. Затем отдельные фрагменты слились в тонкую женскую фигуру. Легкой походкой она прошла по тенистой аллее и присела напротив возле костра. Золотистые днем, теперь ее волосы стали лунно-серебристыми. «Я видел тебя утром… там… — выдавил он, снова не слыша себя, — на самом верху… Это ведь была ты?» «Да, я». «Я махал тебе, но ты не ответила… Боялся тебя поранить. Что ты там делала?» «Наблюдала за тобой». «А потом, когда я срезал верхушку? Я тебя больше не видел…» «Зато видишь теперь». «Вижу… Ты дриада?» «В некотором смысле». «Мы часто шутим по поводу дриад. Будто бы надеемся встретить их на деревьях… Странное дело — мне никогда не приходило в голову, да и Пику с Синим Небом наверняка тоже, что таких, как мы, древорубов дриады должны ненавидеть больше всего на свете». «У меня нет ненависти к тебе… и даже к тем, кто тебя нанял. Все вы часть неизбежного». «Почему? Если бы у меня был дом и кто-то начал рушить его, я бы обозлился не знаю как». «У меня к тебе нет ненависти, — повторила она. — Ни к тебе, ни к другим». «А зря, — вздохнул он. — Ты живешь тут одна?» «Да». «Я тоже совсем один». «Но не сейчас». «Да», — согласился он. Пенелопа поднималась все выше, и блик лунного света лежал на лице дриады. В серебряных лучах ее темно-синие глаза были прекрасны, как и она сама, — ничуть не хуже, чем днем. Что же станет с ней, когда дерево умрет? «Я тоже умру», — ответила она на незаданный вопрос. «Но почему? Есть же другие деревья… не такие, конечно, и далеко отсюда, но я помогу тебе перебраться… если хочешь». «Нет, так не получится». «На тех мертвых деревьях тоже жили дриады?» «Да… если тебе нравится так их называть». «И теперь они умерли?» «Да, вместе с деревьями». «Прошлой ночью я решил, что ты мне привиделась… а потом снова увидел — там, наверху». «И снова решил, что это иллюзия». «Да, конечно». «Завтра опять решишь то же самое». «Нет! Теперь я знаю, что ты настоящая». «Сейчас ты знаешь одно, а завтра будешь знать совсем другое. Решишь, что я тебе приснилась. Меня трудно вместить в твою крошечную картину мира». «Может, ты и права», — снова вздохнул он. «Я знаю, что права. Завтра ты спросишь себя, как может дриада говорить на англо-американском в чужой голове, и без единого звука». «В самом деле — как?» «Вот видишь? Утро еще не скоро, а ты уже сомневаешься! Уже проскользнула мысль, что я лишь образ, созданный для защиты от одиночества и ночной скуки, от тяжких воспоминаний и кошмаров». Она поднялась на ноги, вновь поразив его своей красотой. Стронгу отчаянно хотелось потянуться через вишнево-алое пламя и коснуться этой сказочной плоти, но руки его словно окаменели. «Я ухожу, маленький земленыш, — прошептала она. — Оставляю тебя в твоей маленькой постельке в игрушечной палатке высоко-высоко на дереве. Спи, маленький земленыш, спи…» Пик глянул в зеркало над стойкой на Мэри Джейн, сидевшую рядом со своим помощником. Она, конечно, тоже видела Пика. Их взгляды встречались в гладком отполированном стекле каждые несколько минут. Что она пила, в зеркале было не разглядеть, по эту сторону стекла ее загораживали Мэтьюз и мэр с супругой, так что оставалось только догадываться. Впрочем, секрет небольшой: на Одуванчике Мэри Джейн пила только Магеллановы Облака и едва ли с тех пор переключилась на что-то другое. Сам Пик предпочитал виски с содовой — одна часть на сотню. Ему нравилось сохранять трезвость ума, когда все вокруг старательно затуманивали свой. Никакого похмелья наутро, и он всегда точно помнил, кто и что говорил. Но лучше всего было то, что они не боялись выставлять себя при нем идиотами, поскольку считали своим в доску. Катерина заправляла в баре, и ее ладная фигурка смотрелась весьма пикантно в коротеньком детском платьице. Стойка была современная и не очень подходила к помещению даже несмотря на многочисленные предметы искусства квантектилей, украшавшие полки. Помимо Катерины и четы Вестермайеров здесь сидело еще с десяток жнецов — просто посетители, никак не связанные с телевизионщиками или древорубами. Типичные завсегдатаи — Пик уже успел разглядеть их и убедился, что соотношение пьяных, подвыпивших и просто балагуров здесь такое же, как и в любой компании. |